Рано утром следующего дня мы выехали на «виллисе» из Гросскайгирена, где размещалось управление тыла фронта. Вместе со мной был направлен в Москву сотрудник заготовительного отдела подполковник Е. А. Ярхо. Узнав о цели моей командировки, он стал оживленно рассказывать о своих встречах с писателями и поэтами, в том числе и с Эренбургом, о Москве, о различных букинистических магазинах, о которых я и понятия не имел. О высокой культуре, эрудиции, больших знакомствах Евгения Александровича с известными деятелями литературы и искусства я знал и раньше и с удовлетворением подумал, что Ярхо будет хорошим помощником в моем дипломатическом разговоре с И. Эренбургом и Д. Бедным.
…Все чаще стали встречаться на пути разрушенные села. Уныло торчали печные трубы сожженных домов, голые стропила кровли. По пустынным улицам бродил скот. Жизнь всюду, видно, налаживалась с трудом. Но среди потемневших, обуглившихся, покосившихся домов уже можно было увидеть новые строения, обшилеванные свежими досками. Люди возвращались в родные места, заново обзаводились хозяйством. И на полях уже шла работа.
Но чем ближе подъезжали мы к Москве, тем многолюднее, оживленнее становились города, деревни и села. Раны, нанесенные войной, быстро зарубцовывались, хотя до полного их излечения было еще далеко.
Москва встретила нас многолюдием, солнечными улицами, зеленью скверов и парков. Оставив машину у дома, где жила семья Е. А. Ярхо, и строго наказав шоферу и адъютанту никуда не отлучаться, мы пошли разыскивать Эренбурга. В Союзе писателей нам назвали несколько адресов, где в этот день мог находиться писатель. Но куда бы мы ни обращались, нам отвечали, что Илья Григорьевич в этот день не был там вовсе или убыл несколько минут назад. Мы узнали, что писатель живет в гостинице «Москва», и решили отправиться туда.
Эренбург встретил нас без особого радушия, но, узнав о цели нашего визита, заметно подобрел. Он живо расспрашивал о настроении бойцов и командиров, о здоровье И. X. Баграмяна, интересовался, как в войсках встретили весть о капитуляции фашистской Германии. Узнав, что я возглавляю управление продовольственного снабжения фронта, стал расспрашивать, как обеспечивались войска продовольствием, не голодали ли бойцы. Такая заинтересованность известного писателя мне была приятна и вселяла надежду, что он откликнется на нашу просьбу.
В конце беседы Эренбург все чаще стал посматривать на часы, потом, извинившись, встал.
— У меня очень срочное дело, — сказал он. — Очень признателен вам за беседу, за приглашение. Передайте мою благодарность товарищу Баграмяну. К большому сожалению, приехать к вам в ближайшее время я никак не смогу, хотя и хотелось бы.
Мы тепло распрощались.
Меня уже ждали в Главном управлении продовольственного снабжения. Мы условились с Е. А. Ярхо встретиться вечером, чтобы вместе пойти к Демьяну Бедному.
Уже в сумерках мы подошли к дому, где жил поэт. Демьян Бедный оказался человеком приветливым, общительным и гостеприимным. Еще не узнав о цели нашего прихода, он стал рассказывать о своей службе в царской армии, о том, как солдаты голодали и кормили вшей в окопах. Затем Ефим Алексеевич обратился ко мне:
— Расскажите, пожалуйста, о себе, как и где начали войну.
Я коротко рассказал о своем пути, о службе. Поэт внимательно слушал, иногда задавал вопросы. Когда я говорил о работе управления продовольственного снабжения, он делал какие-то пометки в блокноте, спрашивал о составе солдатского пайка, интересовался процессом выпечки хлеба, приготовления горячей пищи, качеством обмундирования и снаряжения. При этом просил не упускать ни одну мелочь. Он несколько раз возвращался к вопросу, как доставлялась пища в окопы в период боя, в тыл противника, когда там действовали наши группы, расспрашивал, какое количество продовольствия требовалось фронту на один день, на неделю, месяц. Когда я называл примерные цифры, хозяин удивленно покачивал головой.
Так мы проговорили около двух часов. И только тогда я наконец передал Ефиму Алексеевичу приглашение И. X. Баграмяна посетить фронтовые части, побывать на выставке, отражающей боевой путь войск фронта. Он задумался.
— Воспользоваться приглашением, к сожалению, не смогу. Причин много, а главная — нездоровье. А вот написать кое-что об интендантах я, пожалуй, попробую. Вы так много хорошего рассказали о своих коллегах, что мне захотелось взяться за перо. Если будете еще в Москве дня три-четыре, то зайдите ко мне перед отъездом.
Хотя и здесь нас постигла неудача, я был доволен итогами дня: все-таки кое-что удалось сделать. Во-первых; доклад мой получил одобрение в Главном управлении продовольственного снабжения (а это главное), во-вторых, Демьян Бедный дал согласие написать о наших людях.
Через пару дней мы снова зашли к поэту. На этот раз он встретил нас еще приветливее, сразу же усадил за накрытый стол.
— Вы обедайте, а я вам прочитаю свое творение. Судите строже.
Ефим Алексеевич читал громко, прохаживаясь по комнате, комментировал каждое четверостишие и спрашивал:
— Ну как?