Хлыст

Вы и Толстой запрещаете много исследовать о невидимом мире, о конце мира, о всех тайнах […] Это возвращается в вас закваска матерьялистов […] Горе не только тому, кто прибавит что к Книге Невидимой, но и тому, кто убавит что от ней.

Преимущество своего учения перед толстовским Добролюбов видит в собственных мистических видениях, которых лишены его оппоненты: «Кто из вас видел пламенную колесницу серафимов?» Его послание имеет корни в прошлом, но направлено в будущее. «В иных из нас силен завет отца, Хоть далеко еще до разъясняющего все конца»[1012], — писал Добролюбов.

КОНЕЦ

В маленьком диалоге Бориса Садовского О «Синем журнале» и о «бегунах» [1912] Добролюбов на равных противопоставлялся всей современной литературе. Поэт беседует с Литератором о журналах и публике. Оба они недовольны текущим моментом, но только Поэт знает: «Выход есть». Этот выход — «просто уйти»; «художнику надо оттолкнуться от литературных берегов в жизненное море». В ответ на обвинение Литератора: «Вы проповедуете неонародничество!» — Поэт разражается поучительной тирадой:

Что ж! Вспомним Александра Добролюбова, одного из старших богатырей нашего декадентства. С момента его ухода новая поэзия пошла по двум путям. […] Мы здесь — он там. […] Что же — стихийные гимны его, внушенные Богом и природой, неужели ниже они очередных стишков из Аполлона? Не предвидел ли Добролюбов за много лет того, что теперь мы так униженно переживаем?[1013]

Но записи в общине добролюбовцев не велись, архивы не хранились. Культуроборчество в очередной раз обернулось против самого себя. Ярков, много сделавший для сохранения памяти о Добролюбове, с горечью рассказывал:

Фактически произошло то, что, усвоив привычку небрежного […] отношения к […] печатному слову, братки со временем утеряли всякий интерес к чтению, […] потратили Бог весть на какие нужды даже письма Толстого и самого Добролюбова (к ним), грубо уничтожили даже все его творчество. Ничего не уцелело, все погибло, и не по злой воле кого бы то ни было, а по воспитанному в них их вождем преступно-халатному отношению к книге видимой[1014]

.

Песни добролюбовцев были изданы со слов одного из членов секты, Павла Безверхого[1015]. Издатель их собрания сумела верифицировать песни у толстовца Н. Г. Суткового, проведшего немало времени среди добролюбовцев; он подтвердил аутентичность этих песен «почти целиком». Девять псалмов эти информанты считали «специально добролюбовскими по содержанию»; еще несколько псалмов, имевших хождение среди добролюбовцев, Безверхий считал заимствованными от сектантов других толков. В музыкальном плане, по его словам, между пением добролюбовцев и пением других сектантов разницы не было. По-видимому, они пели тексты, которые им предлагались, как новые распевцы, перелагая слова своего пророка на привычные мотивы.

Некоторые из псалмов представляют собой заповеди благой жизни. Подобно другим религиям братства и аскезы, добролюбовское учение обещает перерождение мира как награду за коллективную праведность. Догмат выражен в самой прямой форме:

Послушайте, дети, отцовский приказ: […]

Не давайте воли вы плоти своей.Не будьте в союзе, в совете вы с ней […]А нужно стремиться к Господу скорей.Восреснуть из мертвых в плоти своей;

Ибо распят Бог в каждом из людей.Когда будет сердце чисто навсегда,Он тогда воскреснет, сойдет с креста.