-Хорошая клятва, верная. Не всякий на такое, бесом, стало быть, поклясться решится. Верю тебе! Так что сказывать? - Это когда же я поклясться успел?
-Всё, что про захваченных утром государевых преступников знаешь, то и рассказывай! - всё еще недоумевая, потребовал я и, пожав плечами, повернулся к пребывающему в легкой растерянности Матвею. - А ты, Семёныч, вина ему принеси. Видишь, у парня в горле пересохло.
Матвей понятливо кивнул и бросился выполнять моё указание. Пока он бегал, я с оглядкой развязал горемычному руки. В конце-то концов, не самому же его поить? Руки-то развязал, а ноги по трезвому размышлению решил пока оставить по-прежнему спутанными.
Большой глиняный кувшин был торжественно водружен на стол, и в резную деревянную чару-бокал полилась светло-янтарная жидкость. Мой пленник некоторое время смотрел на поставленную перед ним посудину, затем схватил её обеими руками и, поднеся ко рту, припал к ней "аки мудрец знаний взалкавший к источнику мудрости".
-Как тебя звать-то? - спросил я, удивляясь быстроте, с которой этот малый поглощал принесенное вино.
-Андреем кличут, по батюшке Ивановичем величают, из государевых людей мы. По фамилии Дубовыми прозываемся. Государю ужо полтораста лет верой- правдой служим. Грамотами да благодатями государевыми отмеченные. Один я в семье невезучий такой! Что ж, буду сказывать, коль такова воля божия! А вино доброе! Что ж вы сразу вина-то не предложили, я б вам всё и без клятвы страшной поведал. Хоть тайна государева велика, но для хороших людей ничего не жалко! Но что про преступников сказывать-то... Храм божий осквернить хотели, сквернословили, крестом своим в нос людям тыкали, в веру чужеземную обратить пыталися. Что б, значит, государству погибель принести. Самому верховному Архимадонту рожу набили. - При этих словах Дубов слегка хихикнул. - Как он ярился, как ярился! Едва из храма преступников на площадь вывели, с кулаками на них кинулся, так бы на части и разорвал! (Похоже, из храма-то я уходить поторопился). Но тут уж мы подоспели, терзать пленников до повеления государева не дали. Отвели в казематы тайные да в камеру пыточную посадили, что б, значит, жизня медом не казалась! Пусть посидят, на страхи посмотрят, подивятся. Глядишь, и без пыток во всем сознаются!
-А что Дума? Чай, люди-то они хорошие, по неразумению своему да от веселия питейного в храм забрели. Может, думские ещё как по другому решат: выслушают да помилуют? - осторожно предположил Семёныч.
-Это как так помилуют? - глашатай аж подскочил на месте, - Казнь- то завтра на два часа до заката назначена. И тайный государев вердикт есть. Тут уж по другому никак нельзя!
-Постой, а как так получается? Государь аж в другом граде от дел государственных отдыхает, а тут без него от его имени вердикты пишутся?
-Так ведь взамен него ВРИО есть!
-Кто? - я распахнул рот от изумления. - ВРИО?
-Ну да, Верный Рачитель Истинного Отечества, сам благородный Лексей Карапетович Изенкранц.
-Вот тебе и Юрьев день! Век живи - век учись! Так что ж теперь делать? Казнь назначена, откупиться не получится, в казематы не пройти, не прорваться, остаё...
-Это почему же не прорваться? - Андрей Иванович подбоченился. - Очень даже и прорваться! Я туда такие пути тайные знаю, кого хошь проведу- выведу! Только т-с-с, тайна-с. Никому ни слова!
-Понятно, - я приложил палец к губам и подмигнул замершему чуть в стороне Семёнычу. Тот тут же наполнил бокал нашего пленника.
-Хорошие люди, говорите? - Дубов на этот раз лишь слегка пригубил, но пить пока не стал. - И впрямь, наверно, хорошие и вино у вас славное. Не то, что та кислятина, которую нам на ужин для сна подают! Помогу я вам, как есть уважу! Вино допью и пойдем!
-Постой, постой не торопись! - одернул я его. - День еще, куда ж по светлу-то переться?!
-И то верно, - согласился со мной Андрей Иваныч и единым махом выхлебал всю чарку до дна. - Нельзя днем! Туда-то мы, может, пройти-то пройдём и из казематов людей добрых выведем, а вот как потом быть? На вечерней зорьке их наверняка хватятся. В ночь пойдем. Ночью-то сподручнее выйдет! А сейчас я бы малость вздремнул! - при этих словах он поднялся из-за стола и, обведя взглядом трапезную, попытался было направиться к стоявшей у противоположной стены широченной лавке, но ноги-то его были связаны. Дубов дернулся, пошатнулся и, как подрубленное дерево, с грохотом рухнул на деревянные доски пола.
-Ексель-моксель! - только и сказал я, бросившись поднимать растянувшегося на полу детину. - Андрей Иванович, ты, случаем, не зашибся? - обеспокоено спросил я, но юноша не отвечал. Его молчание меня не на шутку встревожило, и я уже было собрался приводить его в чувство, когда подал голос дрыхнувший со вчерашнего вечера меч.
-Да спит он, нажрался как свинья и спит!
-Да он же, вроде, как трезвый был! - я попытался возразить Судьбоносному, но как бы в подтверждение его слов с пола донесся богатырский храп. Я снова выругался и, отпустив спящего, выпрямился.