Хмельницкий.

Но Богдан сам подошел к сержанту и обратился к грозному стражу на ломаном венгеро-немецком языке:

— Теперь уже все! Все, уважаемый пан ефрейтор. Очень благодарен за ваши заботы. Передайте пану Валенштейну, что турецкий невольник Хмель… Тьфу, проклятие… До каких пор я буду называть себя унизительным именем «Хмель», проклятая привычка раба… Передайте ему, что Богдан Хмельницкий уже нашел свое войско!.. Так и скажите. Пошли, братцы, в дом. Должен поблагодарить хозяев за их сердечную заботу обо мне. Оружие мое они где-то припрятали…

5

И снова жизнь Богдана забила ключом. Началась она со встречи со Станиславом Хмелевским, со встречи с казаками в венгерском селе. Казаки, услышав о Хмельницком, тотчас поскакали в село. Иван Сулима летел впереди всех на взмыленном коне. Даже не стал разговаривать с австрийскими солдатами, поспешил в дом. Упал на колени перед Богданом, обхватив его ноги руками.

— Богдан, друг мой! Неужели это правда, что ты живой! Гляжу на тебя и глазам не верю.

Богдан поднял друга, вытер ему слезы рукавом.

— Хороший ты, Иван! А я длинный путь прошел, о жизни мечтал, о наших людях. И такая радость… — задыхаясь от волнения, говорил Богдан.

Станислав Хмелевский вышел с сержантом Горфом во двор. А на дворе моросил холодный дождик со снегом. Погода была противной, как и этот солдат из враждебного австрийского отряда Валенштейна. Их встретили еще двое жандармов, среди которых один хорошо знал польский язык.

— Сами видите, панове, что задержанный вами казак уже не ваш, — сказал Хмелевский.

— Но ведь мы находимся на службе. Уже рапорт послан, — возражали жандармы.

— Придется послать новый рапорт, панове. Больше ничего посоветовать не могу. Видели казаков?.. Это их друг возвратился из неволи! Да они даже разговаривать не станут. Лучше поезжайте к себе в отряд. Очевидно, завтра и мы уйдем отсюда.

Казаки, словно у себя дома, соскочили с коней, довольно разглаживая усы. Увидев Хмелевского, разговаривавшего с австрийскими жандармами, дружно окружили их. Может, старшине нужна помощь? Пока что говорили полушепотом, перебрасываясь друг с другом словами. У всех было приподнятое настроение. Верить или не верить, что из турецкого пекла вернулся казак. Ждали, когда пленник выйдет из дома.

Молодой казак, в жупане, туго затянутом поясом, пробился сквозь тесное кольцо людей. У него давно не бритая голова, чуприна толстой прядью свисала на глаза. Казак размашисто отбросил рукой оселедец за ухо, приблизился к австрийским жандармам. Прислушался, как старшина терпеливо уговаривал их.

— Панове немцы, солдаты Рудольфа, — обратился он на польском языке, воспользовавшись паузой в беседе. — Вон как уговаривает вас пан старшина. На вашем месте я бы тотчас ушел отсюда к чертовой матери или, может быть, помочь вам выйти за ворота?.. Эй, хлопцы!.. — воскликнул, разгорячившись.

Тут же схватил сержанта за плечи, повернул его, точно куклу, и стал подталкивать к воротам. Во дворе поднялся громкий хохот. Двое солдат поспешили за своим старшим. Сержант пошатнулся и упал.

Казаки еще громче засмеялись.

— Ну, видели? — оправдывался стройный, высокий казак с непокрытой головой, показывая рукой на улицу, где двое жандармов поднимали на ноги своего сержанта. — Просишь, просишь человека, а он, словно у тещи в гостях, артачится.

Богдан тоже выбежал из дома в сопровождении друзей.

— Что тут случилось, братцы? — спросил он.

— Так это ты, парубок, и будешь Богданом, сыном подстаростихи Матрены? — спросил бойкий казак с непокрытой головой. Увидев Богдана, стоявшего вместе с Сулимой и ротмистром Хмелевским, он быстро направился к ним.

— Да, это я, мой добрый друг. Может, о матери моей мне что-нибудь расскажешь, раз вспомнил про нее, — упавшим голосом промолвил Богдан.

Казак оглянулся, словно советуясь с товарищами, можно ли ему поведать все.

— Да мы, браток, давно дома не были. А в Чигирине я отродясь не бывал. Крапивенский я. Карпом зовут. Но подстаростиху Матрену знаю, а как же. Ее все знают!.. Кажется, в Белую Русь переехала подстаростиха. Сказывали, что и замуж там вышла за своего старого приятеля еще с девичьих лет.

Эта весть, словно гром среди ясного неба, поразила Богдана. Карпо, смутившись, умолк.

6

В этом далеком, чужом краю никто не следил за временем, не считал не только дней, а даже лет, не надеясь на лучшее завтра. Объединялись, заводили дружбу уже после того, как покинули родные места и перешли границу, когда не страшны им были злые королевские жолнеры Речи Посполитой. В большинстве своем это были украинцы, жители Приднепровья и Подольщины, бежавшие от своих панов. Но среди них немало находилось и польских крестьян-тружеников, клейменных унизительным словом «хлоп»…

С Максимом Кривоносом и его ближайшими друзьями встретились еще тогда, когда он убежал от смертной казни и позора. Изгнанные из родной земли воины назвали себя лисовчиками, чтобы под этим именем объединиться на чужбине. Кривоноса считали талантливым полководцем, избрали его своим атаманом, уважали и повиновались ему.