Хмельницкий.

— Идите хотя бы и во главе с Джеджалием! — искренне посоветовал Самойлович. Он все-таки вышел из-за стола, украдкой поглядывая на каждого из присутствующих в хате и пожимая плечами. Но к сабле не прикасался. — Так давайте и я со своими гайдуками пройдусь с вами…

— Именно мы так и думали, — завершил разговор Назрулла. — Коль я уже не старший отряда, то пойду со своими казаками с паном ротмистром! Чтобы все время быть у пего на глазах, — добавил он, развеселив этими словами казаков.

— Вот вам пример покорности и уважения! Учись, пан Самойлович, на всю жизнь пригодится! — вставил словцо Карпо под хохот казаков.

23

Некоторое время вдова Ганна, сестра полковника Золотаренко, жила у брата в Чернигове. До этого жила с мужем, словно угождая кому-то, а не себе. Ее муж, родом из обедневших шляхтичей, будучи военным, больше находился в разных походах, чем дома. Ганна за десять лет замужества не почувствовала себя своей в его семье. Только и того, что считалась замужем.

— Хотя бы кто-нибудь подбросил вам какого-нибудь племянника для меня, коль сами неспособны, — порой шутливо упрекал Иван любимую сестру. После смерти матери увез ее с приднепровских хуторов к себе, чтобы присмотрела за его детьми.

На хуторе остался старый отец, остался там и сад, и соловей, который щебетал ей о первой девичьей любви. Там провожала она единственного в жизни казака, который так страстно посмотрел ей в глаза, словно пригубил полный бокал чистой девичьей любви…

Страстный взгляд юноши спалил ей тогда крылья, и она с грустью в сердце ждала его, подолгу выстаивая у калитки. В призрачных мечтах у нее отрастали опаленные крылышки. И тогда она с детской непосредственностью открыла свою тайну не матери, а брату. А он увез сестру к себе в Чернигов, выдал замуж за пожилого вдовца, полковника Черниговского гарнизона старосты Калиновского. Полковник Филипп, увлеченный военной службой, казалось, забыл о своей молодой жене и семейных обязанностях. Поэтому не было ничего странного в том, что Ганна очень часто ходила на богомолье в Киевскую лавру, училась у брата грамоте, чтобы на досуге хотя бы Псалтырь почитать.

Отслужив в Лавре панихиду по матери и мужу в годовщину его смерти, Ганна пошла с богомольцами вдоль Днепра, намереваясь навестить старого отца. Во всяком случае, так говорила она богомольцам, с которыми шла.

Но по дороге, утоптанной копытами лошадей, все ей виделись следы чигиринского полковника Богдана Хмельницкого. До сих пор она сознательно избегала встречи с ним, женатым человеком. Много раз расспрашивала о нем своего брата, но встречи с ним боялась.

Вдруг, уже подходя к своему хутору, она увидела казаков. Их было не меньше двух десятков. По два-три в ряд ехали они по торной прибрежной дороге на утомленных конях. Они даже не разговаривали между собой, поторапливая лошадей.

Встревоженная мыслями Ганна сошла с дороги, отстав от группы богомольцев. Она шепотом, словно читала молитву, благодарила судьбу за такую встречу. Ганна была уверена, что это едут чигиринские казаки, которые могут рассказать ей много интересного!..

Трудно было определить, кто из них старшой, ехали они осторожно, сомкнутым строем. Поравнявшись с почтительной богомолкой, которая так вежливо уступила им дорогу, они стали приглядываться к ней.

— Чья ты, молодуха? Далеко ли путь держишь? — спросил пожилой усатый казак.

И когда Ганна повернулась к нему лицом, он остановился. Остановились еще двое пожилых казаков, ехавших последними.

— Ах ты господи! — с испугом воскликнула Ганна. — Кажется, я вас, казаче, знаю. Погодите, голубчик, а не…

— Да, конечно, это я. Вот тебе и «господи»! Как тебя тогда, сердешную, звали? — вспоминал казак. — Батько Максим, это наша знакомая молодуха! Вон с того хутора… Вот, дьявол, память отшибло. Кажется, Ганнусей звали? Конечно, Ганнусей, хозяйка на хуторе, сорочка с вышитыми рукавами, Рябко на привязи…

— Какая я теперь Ганнуся? Называйте Ганной, будьте добры. Теперь и я узнаю казака: кажется, Роман, приезжал со своим старшим.

— Роман же, Роман. Ах, такая жалость, что так спешим! — горевал Гейчура.

— Господи, неужели так трудно заехать? А я вот иду к старику отцу в гости. Пожалуйста, заезжайте к нам. Уже вечереет, переночевали бы у нас, как у себя дома, отдохнули бы и коней своих накормили.

— Нет, нет, молодуха, не знаю, как тебя зовут… — заговорил старшой. — Нам нельзя в хуторах задерживаться. Наступило такое время, что казаку приходится каждого кола у плетня остерегаться. Ведь не так далеко и от Киева отъехали. А там столько разных жолнеров… Как-нибудь в другой раз, если позволите. Только никому ни слова, что видела нас…

«Максим Кривонос!» — промелькнуло в голове Ганны. Именно таким и обрисовал его брат Иван. По тому, как фыркали изнуренные кони, Ганна поняла, что казаки не по доброй воле так спешат. Кривонос!.. Самым лучшим своим другом называл его Богдан!