Хмурь

Представляю себе, какое у него сейчас лицо. И у наставников. Представляю глухую тишину, которая сейчас стоит в канцелярии. Наверное, нужно быстренько забрать в караульне меч, ножны и лошадь, пока они не решили… Собственно, а что они могут решить? Меня в прибрежном Подкамне ждут. Именно меня. Ждут. Даже содержание назначили. Так что ничего мне не сделает управитель, разве что посмотрит неодобрительно, но это-то я как-нибудь переживу.

Пробую на вкус мысль о безнаказанности. Я не верю в неё, но она мне нравится.

Снующая по двору челядь поглядывает на меня искоса и с любопытством – откуда-то знают, что я – хмурь, настоящий хмурь, надо же! Некоторые, напротив, опускают головы и спешат проскользнуть мимо, словно я могу вот так запросто увидеть их тайны и грешки. Особо резво ковыляет, поднимая плечи, конопатый мужик на деревянной ноге. Толстая баба в лоснящемся переднике переминается и шевелит губами, словно хочет что-то спросить и не решается.

Дверь снова хлопает. На лестницу выходит Птаха. У неё выражение лица ребенка, который не едет на ярмарку. Она сжимает пальцы и хочет что-то сказать, но не находит слов, и её губы всё сильнее дрожат.

– А вдруг, – говорю я.

Птаха утыкается лбом мне в плечо и ревёт. Я осторожно зарываюсь пальцами в жидкий перламутр её волос и слушаю шелест листьев.

Ничего хорошего он мне не говорит.

**

Поездка получилась такой удивительной, что мысль о новых хмурях я пока выбросил из головы. Не помещалась она там, слишком была тоскливой и тошной, а путешествие через Полесье в компании Гнома и Кривого – оно, наоборот, было веселым и красочным, как Птахино праздничное платье.

Да, я просто взял и поехал вместе с Гномом, потому что не мог усидеть на месте. Так Хрычу и заявил: мне управитель дал до пятнадцати дней свободных – это если ничего не затянется, а затянется оно непременно, мы разве не знаем, как канцелярия работает? И, раз дни у меня свободные, так распоряжаться я ими тоже буду свободно, как мне хочется. А хочется мне поехать с Гномом.

Я говорил это и сам удивлялся своему нахальству. К тому же, обычный я скорее провел бы эти дни в каком-нибудь тихом месте, и чтобы вокруг было как можно меньше людей – но я не знал, где найти такое место, и сейчас мне почему-то хотелось видеть рядом знакомые лица. Может, это известие про новых выучней так на меня повлияло.

Хрыч от моих слов тоже опешил, потому я решительно добавил:

– И дракошку я с собой возьму в Болотье.

– Да перетопчешься! – мгновенно взвился Хрыч. – Тень из обители шагу не сделает! Нос у тя не дорос на нем ездить, ясно?

– Ясно, – тут же согласился я, окончательно сбив с толку наставника.

На самом деле, про дракошку я не всерьез сказал. Понимал, что не дадут.

Словом, так я и уехал с Гномом, и Хрыч даже проворчал на прощание что-то вроде «А может, оно и к лучшему, чумное место ведь, сгинет он еще один-то». Уж не знаю, что за сила нужна, чтобы «сгинуть» Гнома, которого не всякая лошадь везёт, но я воспринял бухтёж наставника как одобрение. А Кривой, канцелярский сопровождающий, нас нагнал уже в пути: мы так были взбудоражены предстоящей дорогой, что вообще про него забыли.

– В общем, я отыскал этого башмачника, – льется над предзакатными полями раскатистый бас Гнома, – да привел в содрогание. Ну как, в содрогание, – просто за шкварник его поднял над прилавком. И гляжу на него, значит. «Где ж мои сапоги, – говорю, – урод ты бешеный?»

– А он? – тут же спрашивает Кривой и так изгибает тощую длинную шею, что становится похож на удивленную птицу. Надорванная губа еще усиливает сходство.

Гном на ходу жонглирует двумя мелкими кислыми яблоками, в седле сидит, откинувшись. Я бы свалился.

– А он как гаркнет: «Ой! Так то твои сапоги были! Так я тебя просто не признал тогда!» – заканчивает Гном и хохочет. Смех у него округло-заразительный, и мы с Кривым смеёмся тоже. – Не признал меня, понимаете, да? Ведь я малоприметен был, ох-хо-хо, ну да, ах-ха-ха!

Четыре дня пути через маленькие южные поселки и гигантские поля. Дорогу выбирает Кривой: в канцелярии он составлял отчеты по собранным налогам, потому хорошо знает, какие места благополучны и где ездить безопаснее. Признаться, с такой точки зрения я никогда не смотрел на работу счетовода, и моё уважение к обычным канцелярским служащим тут же выросло.

– И случилось мне спьяну забрести на окраину. А там мужик у железной двери топчется в нерешимости. Шапку мнёт, губы жуёт. Изводится. Увидел меня – и как бросится навстречь, причитая! Помоги, кричит, спаси. Мне, кричит, чужого не надобно, своё забрать хочу, но боюсь при этом потрясение получить. Его женщина, значит, с другим мужиком слюбилась, а его из своего дома выставила. Без вещичек. А он, значит, вещички жаждет обратно забрать, но боится, что тот новый мужик ему навешает. А я что? Я всегда за достойность, я всегда помочь рад, но не лезть же в такое дело пьяным до изумления? Поломаю еще там чего или зашибу кого без нужды – ведь неловко получится. Поразмыслил я и говорю: мужик, давай до завтра твое дело отодвинем!

– А он? – живо интересуется Кривой.