Хмурь

Варка посасывает потухшую трубку. Молчит. Шорканье уголька стихает, парень недовольно смотрит почему-то на рыжего.

– У тебя что, лечителя нет для людей? – повышает голос тот.

Свистящее дыхание за дверью становится тише. Варка зло сплевывает:

– Да на кой мрак им лечитель? Что ты пристал, как мытарь? Где у людей есть лечители, ну?! Вы ж над нами хохочете, когда мы лечим болячки, а не тупо пялимся на них и ждем, пройдёт или нет! Вы ж сами нудите, что это вашим духам угодно вас хворями портить – а я кто такой, чтоб им перечить, духам вашим, а?

– Ну ты га-ад, – со вкусом говорит рыжебородый.

За дверью свистит-всхрюкивает. Варка кусает трубку, перекатывает ее в другой угол рта. Парень, склонившись над головой мертвого рудокопа, возвращается к зарисовкам. В его карих глазах отражается пляска огня, и они кажутся яркими, теплыми. Шуршит уголек по пергаменту.

– Начт, вам в ваших землях лечители не нужны, – спокойно рассуждает варка, – это вы говорите, не я. Так на кой я буду спорить с этим, когда без спора мне мороки меньше? Лечители тут есть только наши, варочьи, в ваших человечьих потрохах они ничё не смыслят. А собиратели здесь ни к чему. У нас не война, у нас рудокопное дело. Если чего случается – так обычно и собирать бывает нечего, а когда есть чего – так опять же, или выживет работяга, или нет.

– И часто оно… случается?

– Бывает. – Варка сплевывает. – Вот нынче случилось. И чего, я людей плетьми погнал на работу, что ли? Нет, я тебя кликнул, чтоб ты мне нашел то самое, которое случилось.

– Кликнул, ага, – беззлобно огрызается рыжебородый, – когда творина ухайдокала восьмерых, а остальные и за тройную плату отказались продолжать работать.

Парень берет плошку с огоньком, светит на руки мертвеца. Варка смотрит на него, склонив голову.

– За тройную-то плату они не пойдут – побегут, кирки роняя. Только я подумал, дешевле будет один раз уплатить хмурю, чем каждый день – рудокопам. А что тварь восьмерых ухайдокала – ну и мрак бы с ними, у меня таких еще полный посёлок. И лет через десять целых два поселка будет, только копать успевай. Вы ж, язви вас в уши, плодитесь, как мыши в амбаре. Лечителей вам еще, мрак вас забодай! Кайла ржавого, а не лечителей!

Рыжебородый отчего-то ухмыляется, будто услышал нечто очень лестное, а дичок снова бросает на него укоризненный взгляд, словно это он ругается на варку.

– Кто может рассказать про тварь?

Парень впервые подает голос, и варка удивленно вскидывает брови, сжимает зубами трубку. Он думал, дичок так и будет следовать молчаливым призраком за рыжим хмурем, выполняя какое-то своё, непонятное другим назначение.

– Кто проведёт до копальни, следы осмотреть?

Говорит парень отрывисто и сердито. Словно ему омерзительна сама необходимость открывать рот, и ничего хорошего в ответ он не ждёт.

– Да вот ребята видели, – отвечает варка с примиряющими нотками в голосе, удивляющими его самого, – первым тваря приметил Лещ, дней двадцать тому. Бает, облако пыли собралось в каменную птицу с когтистыми лапами и уходило отставшего рудокопа. Да тот рудокоп старый уже был, вечно последним тащился, я и не расстроился. Помер – туда ему и дорога.

– А что пыль собралась в птицу – то не стоящее внимания дополнение, – пфыкает рыжебородый.

Варка стискивает трубку зубами. За дверью воинственно всхрапывает сторож, и даже ветрогонная машина принимается гудеть иначе, низко и недовольно.

– Знаешь чего, у рудокопов ведь тмуща забобонов! Всех и не упомню, хотя уже лет двадцать прошло, как я дело принял от батьки. Есть у работяг, начт, Однорукий Копатель, который подгоняет отстающих: кто с двумя руками за ним не поспеет, тот и вовсе ни на что не годен. И такого негодного, начт, Однорукий Копатель берет за руку своей единственной рукой и уводит сквозь породу, растворяя в ней. И рудокопы потом не могут сказать, куда делся тот негодный: был да сплыл, нет его, кирка вот только валяется да фляга с водой недопитая. Еще водится в копальне, говорят, Призрачный Карлик, который помогает выбраться из-под обвалов и заплут, ежели повезет. Он добрый, Карлик, только при виде его можно дубаря врезать: горбатый он, большеголовый, вавками покрытый и в соплях. Есть еще Скорбящая Бабуля, потерявшая внука в копальне при обвале. Та является рудокопам, которым случится задремать под землей в передышках. Подойдет она тихонько, вперевалочку, худенькая такая, начт, бледная, погладит рудокопа по голове скрюченной рукой, по щеке похлопает да как рявкнет: «А чойта мы в дрыхоту ударилися?! Дел по горло! Внучка-то моего ишшо не откопали, ась?!». Тут с рудокопа сон и сметает, как не было, только икота остается да зенки безумные.

– И чего? – нетерпеливо перебивает рыжебородый, поняв, что варку может нести еще долго.

– А того! Того, что я подумал, это еще один забобон! Отчего б среди всех этих бабок и карликов не быть клоку пыли, который охотится за рудокопами-перестарками, а?!

– Потом что было? – сухо спрашивает парень.

Варка косится на рыжего, ожидая, что тот одернет своего дичка, но рыжий и бровью не ведет.