Хмурые будни холодной войны. Ее солдаты, прорабы и невольные участники

Начало 1972 г. стало для главы АПТ и высшего партийно-государственного руководства НРА серьезным рубежом в формировании новой картины мира и расстановки сил на международной арене, что повлияло на внутреннюю политику коммунистического режима в целом. Два знаковых события были восприняты Э. Ходжей с особой озабоченностью. Первым из них было долгое молчание китайской стороны о судьбе внезапно исчезнувшего осенью 1971 г. из общественной жизни министра обороны КНР маршала Линь Бяо, который, как потом выяснилось, разбился в авиакатастрофе над Монголией во время его бегства в СССР. Сам глава АПТ интересовался тем, был ли согласен глава военного ведомства КНР и один из наиболее влиятельных в партийно-государственной номенклатуре коммунистического Китая человек с политикой нормализации взаимоотношений с США. Полученная Э. Ходжей от албанского посла в Пекине в виде, вероятнее всего, пересказа неофициальных слухов информация давала основания считать Тиране, что в руководстве КПК готовился некий военный заговор¹⁰⁹.

Вторым знаковым событием, повлиявшим на формирование у Э. Ходжи и его ближайшего окружения нового восприятия происходящего на международной арене, стал визит 21–28 февраля 1972 г. президента США Р. Никсона в КНР и его встреча с Мао Цзэдуном на второй день после прибытия в Пекин. Произошедшее было крайне негативно оценено Э. Ходжей, который в своих личных записях уже характеризовал действия китайской стороны как постепенный отход от революционной линии к оппортунизму и ревизионизму, а также иронично отмечал, что жена президента занялась рекламой китайских товаров и китайской кухни, став новой Анной Луизой Стронг¹¹⁰. Особенно для руководителя АПТ был неприятным то, что лидеры КПК не проинформировали своих албанских коллег о содержании американо-китайских переговоров и возможных заключенных договоренностях. В начале марта пропагандистский орган ЦК АПТ газета «Зери и популлит» опубликовал редакционную статью (что было отмечено зарубежными наблюдателями)¹¹¹

, в которой в весьма агрессивном тоне характеризовалась как сам Никсон, так и его поездка в КНР. Со своей стороны, Москва постаралась использовать складывавшуюся ситуацию для того, чтобы, как отмечали иностранные аналитики, дискредитировать КНР в глазах албанского партийно-государственного руководства, и советская пропаганда на албанском языке, осуществлявшаяся советским иновещанием, не преминула использовать поездку Никсона в Пекин для этой цели, обратив внимание слушателей на отсутствие информации об этом визите в албанских СМИ¹¹². В странах Центральной Восточной Европы – союзниках СССР по Варшавскому блоку – также отмечали начавшееся охлаждение взаимоотношений Тираны и Пекина

¹¹³. В свою очередь, Ходжа отмечал, что советская пропаганда, которая демонстрировала жёстко отрицательное отношение Кремля к американо-китайскому сближению, обвиняла руководства КПК в том, что «торгуется с американскими империализмом с целью разделения сфер влияния в мире»; строит свои отношения с Вашингтоном на антисоветской основе, ослабляя коммунистическое движение и социалистический лагерь; предаёт национально-освободительное движение¹¹⁴

.

Визит албанской правительственной делегации в начале апреля 1972 г. в КНР по поводу подписания договора о предоставлении Пекином сельскохозяйственных кредитов Тиране не изменил ситуации в албано-китайских отношениях: китайская сторона избегала делать антиамериканские заявления и не вдавалась в детали визита Никсона в КНР. Аналогичным образом действовал Пекин и после визита Г. Киссинджера в июне 1972 г. Однако наибольшую тревогу у Э. Ходжи вызвало заявление, сделанное в октябре 1972 г. китайской стороной во время переговоров с албанскими коллегами, о том, что КНР не может удовлетворить просьбу Албании о предоставлении экономической помощи в связи с недостатком ресурсов у самого Китая.