Хочешь жить, Викентий?

Всю последнюю неделю каждое утро мы с Чебуреком вместе шли от автобусной остановки к городской больнице: он проходил практику во втором корпусе, в кардиологии.

— Валера, как же ты ее заглотнул? — сокрушенно спросил я.

Валера приподнялся и сел поперек кушетки.

— Откуда я знаю? Забилась она, хотел продуть и потом в стерилизатор бросить. А она скользнула в глотку — и всё…

Да-а, вид у Чебурека нетоварный. Физиономия бледная, какая-то изжелта-серая, словно у приговоренного к смертной казни.

«Неужели от иглы? От страха скорее», — с надеждой подумал я.

— Валерыч, не волнуйся, — сказал я. — Щас Поташов придет — плохо твоей игле придется!

— Сандра, а если она до сердца дойдет?

— Валера, ты же без пяти минут медик. Ты что, не знаешь, что это единичные, крайне редкие случаи? — на ходу придумывал я, хотя понятия не имею, просто совсем ничего не знаю о том, что бывает, если игла попадает внутрь человека.

— Ведь я просто… — вздохнув, начал Чебурек.

— Просто с моста!.. — раздался голос Игоря Владимировича.

Следом вошла процедурная медсестра Ирина Николаевна.

Поташов взглянул на пострадавшего.

— Как дела?

— Сердце! Что-то сердце колет, — пожаловался Чебурек, прикрыв широченной ладонью почти всю левую половину груди.

— Судя по рентгену, десерт, который ты проглотил, штурмует пока что желудок, — сказал Игорь Владимирович, но все же приложил фонендоскоп и послушал сердце.

— Как зовут-то?

— Валерий…

— Лера, ты по скорой поступил? Сколько прошло времени?

— Игорь Владимирович, он пешком из кардиологии пришел, — ответила за Чебурека Ирина Николаевна.

— Он из спецгруппы. Практику в кардиологии проходит, — пояснил я.

— Производственная травма, значит, — пошутил Поташов. — Коллеги, я желаю, чтобы он мне сам отвечал. — Валера, сколько времени прошло, как ты ее… скушал?

— Много прошло. Может, час уже, — тревожно выдохнул Чебурек.

— Неужто час? Ну ладно, — махнул рукой Игорь Владимирович, видимо поняв, что ничего толкового от Чебурека все равно не услышит. — Иголка может повести себя всяко, — продолжал он, — проткнуть стенку пищевода например, но, судя по рентгену, твоя оказалась умничкой и лапочкой, иголочкой хорошего поведения.

— У меня капельницы в трех палатах поставлены, я пошла, — сказала Ирина Николаевна.

— Иди, Ириша, мы тут сами.

Игорь Владимирович потянулся к столу, где, накрытые салфеткой, лежали стерильные инструменты. Он взял из стоящего на столе стерилизатора кусочек ваты и буквально залил его вазелиновым маслом. Потом чуть отжал пинцетом. В это время Валера умученно повалился на кушетку. Он сложил руки на груди и закрыл глаза.

— Чебурек, ты что?

— Никаких кликух тут у меня! — рявкнул Игорь Владимирович. — У нас больница, а не колония на Ушах.

Ушами назывались две горы-близняшки за нашим городом, около которых располагалась детская колония.

— Саня, плесни своему другу успокоительного, — кивнул Игорь Владимирович на шкафчик с лекарствами.

Чебурек вовсе не был моим другом, но валерьянки я ему не пожалел.

— Садись, Лера, надо вот эту ватку проглотить, — сказал Игорь Владимирович, подходя к кушетке.

Чебурек как чумной приподнялся и сел на кушетку. Поташов протянул ему прямо с пинцета ватный шарик и сказал:

— Глотай.

— У меня игла идет к сердцу, а вы тут с ва-а-той! — простонал он.

— Так, Валера, послушай меня, — медленным, гипнотическим голосом проговорил Игорь Владимирович. — Путь иглы неисповедим. Но на данный момент она находится в желудке. Эта ватка, обильно смоченная вазелином, скорей всего сможет продвинуть иглу из желудка по кишечнику и изгнать ее через прямую кишку. Ферштейн?

Чебурек послушно кивнул и поймал соскользнувшую с пинцета вату белыми дрожащими губами.

Зрелище было не из приятных, но в хирургии приятных для глаз процедур практически не встречается.

— Глотай, глотай, глотай! — энергично повторял Игорь Михайлович.

Но Чемалдин вытаращил глаза, весь напрягся, сжал губы и удерживал вату во рту.

— Да съешь ты ее, Валерыч, — стал просить я. — Иголку проглотил, а вату не можешь?

— Сандрик, не получается, — виновато прошамкал Валера, — не глотается.

— Ну и чёрт с ней, если не глотается, — беззаботно сказал Игорь Владимирович. — Откройка-ка рот пошире, горло посмотрим.

«Горло-то зачем? — удивленно подумал я. — Когда игла уже в желудке».

Чемалдин открыл рот. Игорь Владимирович наклонился и молниеносно пальцем протолкнул ватный комочек. Валера судорожно глотнул, и вата отправилась по назначению.

— Ой, тошниловка-а! — застонал Чебурек так, словно ему во все тело иглы впились.

— Так, Саня, — довольно хлопнул меня по плечу Игорь Владимирович, — теперь поди в столовую, к раздатчице. Скажи, что нужна двухлитровая кастрюлька густой овсяной каши.

— Завтрак-то уже прошел. Где ж она возьмет?

— От этого жизнь твоего друга зависит. Хоть сам вари.

Было не очень понятно, при чем тут каша, но спрашивать не хотелось.

— Зачем эта каша? — тревожно спросил Валера.

— Съешь, дитя горькое, кастрюльку каши, и наступят долгие и мучительные часы ожидания, — ответил Игорь Владимирович. — А может, и недолгие, — поправил он себя, весело взглянув на Валеру.

— Я уже ел сегодня овсянку на завтрак.