— Поташов на аппендиците, — сказала Лидунчик. — Я пока понаблюдаю за Чемалдиным.
— Понаблюдаешь?
— Да не волнуйся, не съем я твоего Чебурека! Я вообще чебуреки не ем! — засмеялась Лида и направилась в сторону бокса.
День Первого мая выдался летним, жарким. Старый город укрыли облака цветущих яблонь, отцветающих вишен, зацветающих абрикосов. После утренней демонстрации народ разошелся по домам, но вечером весь город высыпал гулять. Любимое место для гуляний, старинный городской парк, был полон. К аттракционам стояли очереди детей и родителей, с парковой сцены гремел духовой оркестр, семьи с детьми, пожилые пары и юные парочки нареза́ли круги от фонтана у начала парка до танцплощадки и назад. В безмятежной толпе гуляющих то и дело встречались знакомые, останавливались, жали друг другу руки, перекидывались парой слов. В нашем городке, считай, все были знакомы друг с другом — по садику, по школе, по училищу, по работе или просто в больнице вместе лежали.
— Горбыль, пошли на качели!
— А пошли!
Мы с Борькой купили билеты и запрыгнули в лодочки. Громыхая цепями, раскачивались до тех пор, пока лодка вместе с нами не перевернулась на высоте.
Дядя Коля — контролер затормозил качели и больше не дал нам кататься, как мы его ни уговаривали. Возмущенные, мы покинули парк через дыру в заборе и повернули к набережной. Спустившись по бесчисленным ступенькам вниз, к Волге, мы постояли у каменного парапета и направились по набережной в сторону островка. Боря надеялся встретить по дороге Милу Потёмкину, к которой он дышал ну очень неровно!
Вдруг Боря резко притормозил:
— Смотри, Чебурек-то!
Я увидел Валеру. Мало того, он шел с девушкой — высокой, с длинными распущенными волосами, и это была Лидунчик! Какую красоту под белым колпаком скрывала!
— Хорошо она его понаблюдала! — одобрительно сказал я. — То игла в желудке, то стрела в сердце.
Честно говоря, мне понравилось, как Валера с Лидунчиком смотрелись вместе.
А Горбыль, который был в курсе необычайных приключений Чебурека, прошептал:
— Две стрелы, Саня!
И тут я увидел нашего Игоря Владимировича. Улыбаясь и что-то рассказывая, он вел под руку стройную, приятную такую тетеньку лет тридцати пяти, в ярко-синем платье, точно под цвет глаз.
Mea culpa
I
Обожаю этот аппендикс в боку хирургического отделения. Где еще можно затаиться и подремать невыспавшемуся практиканту! Внутри этого червеобразного отростка темновато и не так стерильно чисто, как в остальном отделении, зато в уголке стоит старое кресло на колесах для перевозки больных, в котором как раз можно и вздремнуть. Обхода еще нет, плановые операции и перевязки не начались. И я задремал.
Надрывный жалобный зов санитарочки Анюты разорвал все мои мозговые оболочки!
— Саня, где ты?
Я спрыгнул с кресла и, вынырнув из аппендикса, увидел стоящую у палаты Анюту.
— Помоги! Мы без тебя надорвемся!
Понятно. Надо «перестелить» тяжелого послеоперационного больного Колбина (удалена одна треть тонкого кишечника). Колбин тяжел не только по состоянию здоровья, но и сам по себе — весит больше ста кило. Узенькая, хрупкая, как двенадцатилетний подросток, Анюта весила от силы сорок пять, а палатная медсестра Наденька, стоявшая с ней рядом, ну разве чуть больше. Я щедро добавил свои семьдесят, и мы смогли повернуть Колбина со спины на бок. Я, насколько смог, приподнял его туловище, Анюта быстро просунула под бок простыню. У Наденьки наготове был лоток с камфарным спиртом, салфеткой, намазанной мазью, и пластырем. Пока Аня расправляла простыню, чтобы не было ни единой складки, Наденька быстро обработала и наложила на ярко-розовую пролежневую рану в области крестца повязку. Колбин, закрыв глаза, молча вытерпел эту пытку: с пролежневыми ранами по болезненности и ножевые не сравнятся.
— Молодец, Василий Андреевич! — похвалила его обычно суровая Наденька. — А то некоторые обработать рану толком не дают — дергаются, стонут!
— Спасибо, что ухаживаете… — Колбин горько вздохнул. — Прямо стыд берет: лежу, туша такая, а девчушки надрываются, ворочают меня.
— Ничего, дядя Вася, — утешила его Анюта, поправляя подушку, — мы только с виду такие дробненькие.
— Мал коротыш, да крепыш! — в ответ пошутил Колбин.
— Вот-вот! Это про нас! — засмеялась Анюта.
Она подложила ему под спину валик из одеяла и велела полежать немного на боку.
Подошел Игорь Владимирович. Это он отнял одну треть кишечника у Колбина, чтобы спасти все остальное.
— Моя бригада «Ух»! — покачал он головой. — Надя, с чем повязку делала?
— С синтомициновой, Игорь Владимирович.
— Рана как?
— Вторая стадия. Постараемся залечить.
И тут в комнату заглянула Нелли Промокашкина.
— Сандрик, тебя Олег Иванович просит зайти к нам в травмотологию!
Сколько раз я ее просил не называть меня в больнице этим дурацким «Сандриком»! Я взглянул на Промокашку так, словно плеснул ей в лицо серной кислоты, она ойкнула и пропала за дверью.