Хочу быть бедным (сборник)

Я лично в пресс-конференции участвовал. Были: журнал «Знамя», журнал «Новый мир», изд-во «Пальмира», Валерий Попов (не путать с «Попов Евгений»), Александр Кабаков (не путать с «Илья»), Валерий Золотухин (не путать с «Залотуха», а то тоже Валерий), Лиза Новикова (говорят, дочь) и Ольга Славникова (добилась сама).

Ольга Славникова немедленно спутала Золотухина с Залотухой. После этого Золотухин немедленно спутал Залотуху с «Володей», хотя ведь договаривались – имён не называть! А Золотухин, раз такая пьянка, сказал уж заодно и «Акунин». Пресс-конференция повисла на волоске! К счастью, выяснилось, что акунинщине поганой давать не будут. У «Российского сюжета» своя фишка – за что давать. За «качественный язык», который «инструмент мысли». А у Акунина какой инструмент? Гонорары одни.

Думаю, что фишку про качественный язык придумала самая умная среди нас Оля. Недаром она разозлилась, когда я в грубой, циничной форме спросил, что такое, по мнению уважаемых вышеперечисленных, есть сюжет. А выше-то перечисленные словаря не читали, не то что я!.. Только пресс-релизы перед ними лежат. А в них коварной Олей написано: «Что такое СОЦИАЛЬНО ЗНАЧИМАЯ книга? Прежде всего это профессионально сделанная, написанная достойным языком проза. Слово – инструмент интеллекта. От состояния инструмента зависит и интеллектуальный, и нравственный, и духовный уровень общества». (И про сюжет ни слова.)

Но когда я в грубой, циничной форме выслушал ответ про «состояние инструмента» в шестой раз подряд, Славникова перебила воцарившуюся среди меня сардоничность строгим, не терпящим разночтений ответом, сразу выведшим дискуссию на качественно новый уровень. «Слово – это инструмент интеллекта, – сказала она. – От состояния инструмента зависит, есть у человека мозги или же он, как некоторые, не умеет себя вести».

Непонятно, но убедительно. Пристыженный, я пошёл в кулуары. А там выдающаяся русская писательница Татьяна Набатникова вдруг говорит: «Лев Васильевич, не слушайте вы её, эту Ольку!.. Спасибо вам за постинтеллектуализм! У вас такие чистые сапоги! Такое состояние инструмента!»

Кулуары – они сердцем чуют.

Wednesday, 30th

Долгая дорога домой – что бывает волнительней? Едете вы, допустим, в автобусе «Космос – Репа» (или там какие-нибудь другие названия), за окнами вёрсты, вёрсты, и эдак не спеша высасываете за ночь триста граммов скверного, но очень вкусного коньяка, так что в салоне первого этажа (вы всегда ездите на первом – ближе к сортиру) распространяется приятственный аромат, и ваша соседка, крепкая задастая девка в шерстяных штанах, начинает нервно подрагивать ноздрями во сне (тоже не дура выпить), и так незаметно доезжаете до ростовской границы.

Тут уж у вас у самого, как у хорошей гончей, нетерпеливая ломота в суставах: удочки все собрал, чемоданы придвинул: ужо, – и бдительно бодаете пытливым оком окно – а за окном томительной лентой сворачиваются и разворачиваются горизонты!

И вы бдительно их бодаете, каждую рыжеющую травинку, каждую фиговинку, вроде развалившейся сараюшки или покосившегося от меткого удара молнии ракитового гиганта, каждую почерневшую от дождей и преданности людям бревенчтаую баньку-вечность, каждую пташку-пигалицу небесную, что не сеет, не пашет, а вот же присела на ракитовый гигант отдохнуть и почистить перья, бодаете их – и ждёте.

Чего?

Ха-ха, кому как не вам известно, что скоро шофёр тормознёт наш общий рыдван В СТРОГО ОТВЕДЁННОМ ДЛЯ ЭТОГО ДЕЛА МЕСТЕ и тогда…

И тогда, уважаемые мальчишки, путь ваш скор, спор и близок: мимо источающего исчадье негодных смолистых дров мангала, мимо рыкающих певицей Глюк’OZA колонок – в уютную, не очень фешенебельную и совершенно ничем не рыкающую, но зато лёгкую, как дыхание весны, дверь придорожной закусочной «Волна» (или «Весна», или «Бриз») – вы не помните точно, но всегда безошибочно выбираете одну и ту же, их там в рядок штук шесть всего, но вы-то всегда в свою…

О!.. Там вам наконец дадут ХЛЕБА, и вы впервые за долгую счастливую жизнь, исполненную профессиональной и творческой самореализации, уткнётесь носом в нутро разваленной острым железным жалом краюхи, и взалчете, и взрыкнёте внутриутробно, и заплачете, как ребёнок. ХЛЕБА! – тянутся корявые руки, ХЛЕБА! – молят стекленеющие глаза, и вы, маленький задрот с кучей комплексов, задыхаясь от бессилия и любви, прячете лицо в рыхлое, с горчинкой, с кислинкой, раздолье.

(А в Москве хлеба нет, только хлебобулочные изделия.)