Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

– Да, Жулдас был при ней и помогал… Скажу честно, Ваня, появление Жулдаса у нас для меня стало неожиданностью. Он же нелюдим. Я его никогда не видел смеющимся. Добра, считал, от него не дождёшься, потому что он всегда был сам по себе и для себя. И вдруг увидел Икату… На каком языке она говорит?

– Понятия не имею. Лингвам не подсказывает, на каком языке идёт обмен фразами. Я просто понимаю, что мне говорят, и, обретаю способность говорить сам. Как и почему со мной такое происходит, не знаю. Ну, понимать, куда ни шло. Но говорить!.. Такое порой ощущение, что это не я, а кто-то иной вещает во мне.

Для демонстрации Иван открыл рот и потыкал в него указательным пальцем. Дон Севильяк жизнерадостно захохотал. На немой вопрос Ивана, что тут смешного ответил:

– Хорошо, что у меня его нет. Этого лингвама. Как представлю, какой у вас с Симоном в голове винегрет, то страшно за вас становится.

– Не такой уж и винегрет, – слабо отбился Иван от мнения дона Севильяка о себе.

Но был обескуражен. Наверное, все ходоки считают так, поэтому и относятся иногда к нему по иному, чем к другим ходокам и обычным людям. Они, поди, думают, раз у него в голове винегрет, то, что можно от него такого ожидать нормального? Н-да…

– Да ты, Ваня, не обижайся. Я к тому, что вы с Симоном у нас… Как бы это сказать?.. Вот! Вы ориентиры для ходоков. Симон – это хранитель знаний о ходоках. А ты – надежда ходоков!

Иван, наконец, невесело засмеялся.

– Боюсь, что плохая надежда. Они там, в будущем, надеются на меня, а я тут навсегда застряну во временной яме. Все их надежды по боку.

– Э, Ваня, не застрянешь. У тебя ещё всё только начинается. В твои –то тридцать независимых лет… Эх!

– А тебе сколько?

Дон Севильяк отвернулся и долго не отвечал, грузно ступая по песку. Лицо его хмурилось. Иван посчитал свой вопрос не тактичным и решил перевести разговор опять на ходоков команды, послушать, что ещё скажет о них дон Севильяк.

– Как ты думаешь…

– Не мешай, Ваня! Я считаю.

– Что считаешь? Шаги?

– Сколько мне может быть лет. Когда Симон говорит, что ему без малого две тысячи лет, а Камен…

– Симону как будто восемьсот лет.

– Это он тебе сказал?

– Да.

– Врёт он, Ваня!

– Зачем мне врать?

– Чтобы тебя не шокировать. Он и мне когда-то такое плёл, да я его раскусил… Мне, наверное, будет поболее того лет на триста, думаю. А вот до Камена мне ещё тянуть да тянуть…

– Вот это да-а! – поражённый Иван открывал и закрывал рот, глотал ставшую горькой слюну и тряс головой. – Но… Как вы смогли? Как не потеряли интерес к жизни! Я читал, да и знаю, что даже вполне здоровые и счастливые люди устают жить, порой, уже к годам шестидесяти. А вы?

– Э-э, Ваня! Теряли. Как не терять, когда одно и то же? Да ещё с моим крошечным кимером… Всего ведь ничего. Да и с проницаемостью у меня во времени не слишком. Я же верт… Ходоки теряют, конечно. Но и находят! И опять живут. А как же иначе?

– Непостижимо! – задохнулся Иван не то от восторга, не то от неожиданности, а сможет быть, от подспудного страха перед грядущим, заставившего дрогнуть сердце и перехватить дыхание.

Вернее, последнее, так как в сказанном доном Севильяком ничего восторженного или неожиданного не было и в помине, прозвучали не только тревожные, но и печальные нотки; это они заставляли Ивана затаить дыхание.

Он не то, чтобы сердцем, но умом попытался охватить бездну времени, которую ему ещё предстоит прожить, а значит, увидеть, осознать и впитать в себя разнообразие событий и дел. Но он уже знал, что они не всегда могут быть благоприятны и желанными, чтобы с нетерпением ожидать их наступления. Мешок Сола, отстойник аппаратчиков и сидение на вулканическом островке покажутся милой игрой, а тарсены, тарзи и другая нечисть – досадными, не более того, эпизодами.

Иван долго не мог прийти в себя от услышанного.

Они уже далеко отошли от колеса. Кусты становились приземистее и росли реже, к ним жалась налитая желтизной упругая как проволока трава.

Постояли у края оазиса.

– Никого, – подвёл Иван итог вылазке. – Дальше не пойдём.

– Да… Откуда же они тогда набежали? Даже следов нет.

– У колеса есть.

– Есть. Но к нему они должны были откуда-то прибежать? И те и другие? Не по воздуху же…

– М-да… Ты прав, – Иван рассеянно оглядел пустынный горизонт. – Возвращаемся! Может быть, там наши нашли что-нибудь, хотя бы воду…

Вода есть

Они возвращались к колесу по широкой дуге от окраины оазиса, где он, постепенно теряя растительность и оголяясь, переходил в пустыню. Правда, метрах в двухстах виднелись купы низкорослых деревьев или кустов, занимающих небольшой пятачок среди песков, но ходоки обошли его вниманием.