Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2

– Но, Учитель! – не без сарказма воскликнул Иван. – В твоих словах нет света и наставления. Одна лишь беспомощность и надежда на случай. Даже не это, а упование на чудо свершения мифа, сложившегося вокруг имени КЕРГИШЕТА. И этого чуда ты ждёшь от меня? Но ты же меня уже худо-бедно узнал, а я-то знаю себя ещё лучше. Так вот, на чудо я не способен, поэтому ничего о том, что описывает миф о КЕРГИШЕТЕ, не будет! Не будет и всё! Не надейтесь и не ждите!

– Ты, Ваня, не кричи так, – спокойно и рассудительно проговорил Сарый. – Наш сосед уже нас не жалует за то, что мы по ночам не спим, а ногами шоркаем…

– Ему и до того это не нравилось, – вставил Иван. – Будет ему…

– Будет… – перебил его Сарый. – Мы не о том… Ты не прав во всём, что здесь мне высказал о КЕРГИШЕТЕ. Замкнуть время – это некий образ, о расширительном значении которого можно толковать по-разному. Я думаю, исподволь, но ты уже начал делать именно это…

– Ну да? – дрогнул голосом Иван.

– Да, Ваня, да! Посуди сам. Ты уже повидал несколько поколений ходоков, которые между собой, даже, несмотря на самый большой их кимер… Что такое кимер? – уставился он на Ивана. – Конечно, ты ещё не знаешь… Да нет, знаешь же! Я тебе уже говорил. Просто не было случая повториться… Это слово означает у нас, ходоков, предельную способность ходоков погружаться в прошлое в пересчёте на годы… Мой кимер? Невелик, Ваня. Три с половиной тысячи лет. У Симона – до шести тысяч. У тебя… Пока не знаю. Думаю, что и ты его тоже ещё полностью не знаешь… Так вот, будь у них этот кимер пусть даже тысяч на пять или больше, но и тогда многие ходоки встретиться друг с другом не могут. Кто из наших сегодняшних ходоков смог бы побывать у тех, кто умер задолго до их предела ходьбы во времени? Никто! Так что единственным живым свидетелем, связавшим эти поколения, являешься ты, Ваня! Иначе, что тогда называть замыканием времени для ходоков, если не это? Между ними появилась возможность почти из уст в уста передать своё слово, словно деньги по почте… Не-ет, Ваня. Мне казалось, я тебе уже много раз говорил о подобном, но ты всё считаешь себя обычным обывателем, дорвавшимся до открывшейся перед ним возможности ходить во времени. Ты КЕРГИШЕТ, Ваня. Или нет? С тебя другой спрос. И ты должен…

Иван поднял руки вверх, останавливая Учителя.

– Только не заклинай меня, пожалуйста! Я же сам всё понимаю… Но чем больше думаю об этом, тем меньше понимаю. Понимаешь… Фу-ты! – Иван засмеялся. – Зациклился тут с тобой. Поверь, я думаю, а придумать ничего не могу. Тем более, сейчас. Мне к Уленойку сходить надо.

Сарый фыркнул.

– А я тебя не держу. Иди. Я и сам собираюсь…

– Знаю я.

– Ты у нас всё знаешь, – взъерошился Сарый. – Ты у нас грамотный! Ты у нас современный! Походишь с моё, оценишь и поймёшь. Тем более, у тебя скоро у самого наступит такое же…А сейчас с тебя как… Иди, Ваня, чтобы я тебе не наговорил грубостей и глупостей, коих ты достоин. У тебя свои заботы, у меня свои.

Иван посмотрел на рассерженного Учителя и умилился.

Как был он для него книгой, не прочитанной до конца, так и остался, а там, в конце, быть может, вся разгадка, что он собой представляет. А сейчас он для него – только внешняя оболочка. Но до чего она стала для него родной и одомашненной, словно занял Камен в его квартире место священного очага, к которому возвращаются с душевным трепетом и покаянием.

Ну что бы он делал, если бы не было Сарыя, его Учителя?

Кредо Уленойка

Уленойк встретил его, не покидая своего громадного устройства под сидение, мастерски выдолбленного из целого ствола дерева. Сидел он, широко расставив толстые, сильные ноги. Молодая женщина полулежала между ними и проворно ласкала его развитые гениталии.

В свою первую встречу с ним Иван немало был смущён такой картинкой. Уленойк всегда занимался любовью со своими женщинами, а если не занимался, то им самим подобным образом занимались женщины. Похоже, иных дел у правителя ылимов не находилось.

Уленойк радостно приветствовал появление Ивана, но зад свой от сидения не оторвал.

– Хорошо, что ты не забываешь меня. Я тут… Видишь. – Он чуть наклонился и пощекотал женщине пухлые соски груди. – И тебе советую.

– Спасибо, но…

– Нет, Ваня. Меня трудно уговорить и убедить, когда я смотрю на тебя. Ты имеешь грудь борца, руки и ноги твои подобны корням и ветвям дерева умхо, ты уже прославлен у моих женщин силой и красотой, лицо твоё похоже на прекрасное лицо моего предка Перойка. А твоё мужское начало достойно самого великого Анки.

«Откуда бы им знать? – обеспокоено подумал Иван. – Следят, что ли?»

А Уленойк, сказав и упомянув своего знаменитого предка, повёл рукой в сторону вырубленной в скале ниши, где каменный идол Анки сиял во всей своей красоте. Треть всего его образа, выполненного грубо и даже небрежно, на взгляд Ивана, занимало то, чем он прославился в веках, и над этим неизвестный скульптор постарался на славу. Здесь каждая чёрточка придавала особую значимость великолепию фаллоса и всему тому, что ему сопутствовало.