Хогбены, Ретиф, Бел Амор, Грегор и Арнольд

— Отлично! В ней наркотик! Когда я уйду, вылей ее! Тебе придется прикинуться, что ты не в состоянии говорить, иначе не поздоровится! Сделай вид, будто ты зомби, понимаешь? Что бы тебе ни приказали сделать — делай! Если они подумают, что ты прикидываешься,— это конец для всех землян на Хуге! И помни! Держи голову склоненной, а руки и ноги — подвернутыми… Замок со скрежетом открывался.

— Мне пора! Удачи! — Джекспурт исчез.

Ретиф сделал шаг к столу, схватил бутылку и вылил ее в трехдюймовую дыру, через которую исчез его посетитель.

Появился свет, когда тяжелая дверь распахнулась внутрь. В камеру вошли трое хуганских копейщиков в капюшонах, за которыми следовал священник в черном балахоне. Ретиф стоял с бутылкой в руках, закрывая собой путь побега Джекспурта,

— Как замоджувзтвие, землянин? — спросил священник, оглядывая Ретифа с ног до головы. Подойдя к нему, он поднял Ретифу веко, крякнул и взял у него из рук пустую бутылку.

— Накачан до бредела,— констатировал он.

— Вы уверены? — требовательно спросил один из копейщиков.— Я не верю этим инозтранцам.

— Езтезтвенно, я уверен, гибервазгулятции зубраозбитальных амотрозраков тибиджны, клаззиджеский злуджай. Забирайте его.

Подталкиваемый пиками, Ретиф прошел по освещенному факелами проходу, затем вверх по винтовой каменной лестнице и внезапно оказался на ярком свету, услышал шум множества голосов, которые покрывал один громоподобный голос:

— …заверяю ваз, мой дорогой позол Хипстинкер, наше главное боджество, Ук—Руппа—Тути,— это не только прекразное украшение и позтоянное напоминание назелению о том, что пора платить очередную дезятину,— он также дает узтные указания, регулярно, по зредам в джаз дня. Конеджно, нам не взегда дано бонять, джто он говорит, но влияние его злов на крезтьянзтво везьма болоджительно.

Щурясь от солнечного света, Ретиф разглядел величественно разодетого Епископа, сидящего под огромным зонтом на массивном троне из темного дерева, с резьбой, изображающей переплетающихся змей. Слева от него стоял посол Земли, а справа сгрудились менее значительные дипломаты. Их группу окружала хуганская стража с обнаженными кривыми саблями и каменными лицами.

Священник, приведший Ретифа, елейно поклонился епископскому трону.

— Ваше Вызокомерие, тот—кто—готов—к—мазлу, прибыл,— взмахом руки он указал на Ретифа.

— А он… э—э…? — Ай—Поппи—Гуги вопросительно смотрел на стражу.

— Озтекленевший взгляд гибервазгуляции эмотрозраков,— сообщил один из копейщиков.

— Звариде этого в мазле,— нахмурился Епископ.— Много разговаривает.

— Вы смотритесь как—то чахло, Ретиф,— заметил Страпхэнгер.— Надеюсь, вы хорошо спали сегодня ночью? Предоставили ли вам удобные апартаменты и все такое прочее?

Ретиф тупо смотрел мимо левого уха посла.

— Ретиф, к вам обращается посол,— резко заметил ему Мэгнан.

— Вероятно, он углубилзя в медитадзию,— поспешно сказал Ай—Поппи—Гуги.— Бродолжайте дзеремонию.

— Может быть, он болен,— заметил Мэгнан.— Вы лучше присядьте.

— Эй—эй,— Ай—Поппи—Гуги поднял гибкую руку,— Замая ваджная джазть дзеремонии еще вбереди.

— Ах, да, конечно,— Страпхэнгер сел, откинувшись.— Я совершенно забыл, Ваше Высокомерие,— он огляделся.— Отсюда открывается прекрасный вид на церемонии.

Подчиняясь толчку стражников Епископа, Ретиф повернулся—и увидел прямо перед собой огромную бронзовую ухмылку хуганского идола.

Ретиф находился на верху двухсотфутового возвышения, но голова бога возносилась еще на пятьдесят футов вверх. Это было огромное стилизованное лицо хуганца, из полированного желтого металла, и рядом располагалась огромная поднятая рука. Глаза представляли собой глубокие провалы, в глубине которых виднелось мрачное красное свечение, придававшее впечатление зловещей разумности. Из ноздрей, по ярду в диаметре, струился дымок, который вился мимо подернутых копотью щек и рассеивался в чистом воздухе. Разделявший массивную голову рот, разинутый в виде крокодильей улыбки, был утыкан лопатообразными зубами с промежутками между ними, за которыми виднелся изгиб полированного пищевода, на котором прыгали отблески огней, горящих внутри статуи.

Двое младших священников выступили вперед и увешали шею и плечи Ретифа изысканными украшениями. Третий, встав перед ним, пел нечто, напоминающее мантры. Где—то вдали барабаны начали отбивать медленный ритм. Шепот пронесся по толпе, сгрудившейся на склонах и на площади внизу. Покачиваясь как пьяный и всем своим видом демонстрируя полное отсутствие интереса к окружающему, Ретиф заметил двухфутовую канаву, прорезанную в каменной платформе у него под ногами, углубляющуюся и идущую вниз и обрывавшуюся в десяти ярдах от него. Послушник лил в канавку масло и разгонял его руками.

— Что же конкретно включает эта фаза церемонии? — поддерживая светскую беседу спросил Страпхэнгер.

— Бодожди и увидишь,— кратко ответил Ай—Поппи—Гуги.

— Мистер посол,— хрипло зашептал Мэгнан.— У него скованы руки!

— Часть церемонии, без сомнения.

— И эта канава,— продолжал Мэгнан.—Она ведет от Ретифа прямо к краю… кончается как раз над этим ужасным большим ртом.