Холли

Имани Макгуайр — высокая и худая, с такой белой афрокосичкой, что ее макушка похожа на пух одуванчика. У нее двухместный трейлер, выкрашенный в канареечно-желтый цвет. На полу гостиной лежит красивый тряпичный ковер с концентрическими кругами зеленого и коричного цвета. Стены, сделанные из какого-то составного материала, который должен выглядеть, как дерево, но в действительности им не является, увешаны фотографиями, на которых Макгуайры изображены на разных этапах своей жизни. На почетном месте висит свадебная фотография. Жених одет в белую военно-морскую форму. Невеста — с черной, а не белой афрокосичкой, поразительно похожа на Анджелу Дэвис[90]. Имани вполне готова к разговору, но у нее есть вопрос.

— Вы привиты?

— Да.

— Дважды?

— Да. Модерна.

— Тогда снимите маску. Я сделала вторую прививку в апреле.

Холли снимает маску и кладет ее в карман. На тряпичном ковре напротив телевизора, экран которого не намного больше экрана айпада-про Холли, стоят два раскладных кресла. На мягком подлокотнике одного из них висит наполовину законченный свитер того же ярко-желтого цвета, что и наружная сторона трейлера. Под ним находится корзина, заполненная мотками того же желтого цвета.

Имани берет свою рукодельную работу и раскладывает ее на коленях. По телевизору Дрю Кэри хвалит призы в шоу "Цена верна"[91]. Имани поднимает пульт и выключает телевизор.

— Прошу прощения за вторжение.

— О, нет, мне нравится общество, — говорит Имани, — и, кроме того, они уже крутили колесо. Это самая лучшая часть. После этого идет показательный раунд, и объясните мне, зачем какому-то толстому старику на социальном обеспечении нужны пара мотоциклов и походное снаряжение. Держу пари, они продадут эти призы, если выиграют. Я бы, вот, продала. — Ее спицы уже летят, свитер оформляется на глазах Холли.

— Это будет красивый свитер.

— Чёрт знает, зачем вязать при температуре за девяносто, но холода обязательно придут... или раньше приходили, они так всё испортили с климатом, что трудно сказать, что будет через год. Но если посыпется снег и замерзнет озеро, кто-нибудь купит это на церковной распродаже. У меня есть еще в запасе, плюс шарфы и варежки. Я зарабатываю хорошие деньги на этом, больше, чем Ярдли, но работа на штрафстоянке держит его подальше от меня... и меня от него, полагаю. Работает в обе стороны. Пятьдесят два года — это чертовски долгий путь от алтаря, скажу я вам. И часть из него каменистая. Так чем я могу вам помочь?

Холли рассказывает, как Кейша познакомилась с Эллен Краслоу и как Эллен просто исчезла: один день была, а на следующий — нет.

— Я разослала сообщения другим Краслоу в Твиттере, но пока мне ответил только один, и он ничем не помог.

— И никто из остальных не поможет, судя по тому, что я знаю о ней. Она уехала куда угодно, только не в Траверс, штат Джорджия. Она — зайка, миз Гибни...

— Холли. Пожалуйста.

Имани кивает.

— Милая, сообразительная и сильная. У нее свой путь.

— Вы говорите, что она не вернется в свой родной город, где, я полагаю, у нее есть родные. Почему?

— Там есть семья, конечно, но она для них мертва, а они для нее. Вы ничего не найдете в Фейсбуке.

— Что случилось?

Какое-то время слышно только щелканье спиц Имани. Она хмурится, глядя на желтый свитер. Затем поднимает глаза.

— Ваш вид деятельности подпадает под конфиденциальность? Как у адвоката, священника или врача?

Холли думает, что это не вопрос, а проверка. У нее есть предчувствие, что Имани знает. И в любом случае, это не имеет значения. Честность — действительно лучшая политика.

— У меня есть некоторые привилегии, но не такие, как у адвокатов или священников. При определенных обстоятельствах мне придется говорить о деле с полицией или окружным прокурором, но они в этом не участвуют. — Холли наклоняется вперед. — Всё, что вы мне скажете, останется между нами, миссис Макгуайр.

— Зовите меня Имми.

— Хорошо. — Холли улыбается. У нее хорошая улыбка. Джером говорит, что она слишком редко ей пользуется.

— Я поверю вам на слово, Холли. Потому что эта девушка была мне небезразлична. Я, конечно, сочувствовала ее проблемам. Просто хочу, чтобы вы знали, что я не болтушка и не сплетница.

— Принято к сведению, — говорит Холли. — Могу ли я включить телефон для записи разговора?

— Нет, не можете. — Щелк-щелк, спицы летают. — Не думаю, что я бы разговаривала с вами вообще, будь вы мужчиной. Я ничего не рассказывала Ярду. Но мы, женщины, знаем больше, чем они. Верно?

— Да. Да, конечно.

— Хорошо тогда. Эллен — она всегда была Эллен, никогда не Элли — была на плохом счету в своей семье с двенадцати или тринадцати лет, когда она перестала употреблять мясо и любые мясные продукты. Полная вегетарианка. Нет, не так. Полная веганка. Ее семья принадлежала к одной из этих твердолобых группировок Первой нереформированной церкви "Я знаю лучше", и когда она перестала есть плоть, они цитировали Библию направо и налево. Пастор раздавал ей советы.

Имани подчеркивает саркастический акцент на слове "советы".