Холодное блюдо

Видимо, они решили, что мне нужна помощь, потому что алые и кобальтовые всполохи вернулись, те самые, что освещали снег, но духи, видимо, тоже устали, потому что на этот раз огни утратили свою индивидуальность и мигали монотонно и раздражающе. Музыка стихла, ветер унес колокольчики, барабаны и голоса. Я прислушался, но услышал лишь мерзкое карканье. Я снова потряс песню за спиной, но она не поддавалась. Наверное, все это из-за холода, и какая-то часть подарка перемерзла. Надо проверить, смогу ли я его починить, когда доберусь до места назначения. Я попытался вспомнить, где оно, но мог вспомнить лишь то, что там было теплее. Я уже был готов опустить песню и отдохнуть, но ко мне вернулись тени. Некоторые из них вышли из снежных облаков справа, и я только начал рассматривать тех, что были слева, когда заметил, что новые тени летели прямо на меня. Я пришел к единственному выводу – они хотели вернуть песню себе.

Ох уж эти индейцы.

Я остановился и выпрямился. Тогда стало понятно, что я был намного крупнее их. Они тоже остановились, но их руки потянулись к песне. Я слегка развернулся, показывая, что не отдам ее. Потом я попытался заговорить, но мои голосовые связки будто замерзли, поэтому я просто зарычал и сделал несколько быстрых вдохов, готовясь к бою.

Самая маленькая тень стояла прямо передо мной; в отличие от остальных, она почти не отступила. Я всматривался в эту тень и наклонился, чтобы развеять ее. Она не сдвинулась, а просто стояла, немного согнувшись, словно большая часть веса приходилась на одну сторону, а рука лежала на бедре. Надо быть осторожным, потому что маленькие тени могут быть такими же сильными, как и большие. На самом деле мне было все равно, насколько они большие и сколько их, потому что я не собирался отдавать свою песню. Маленькая тень все еще не двигалась, и я как раз решил наступить на нее, когда она заговорила резким, неприятным, но до странности знакомым голосом:

– Охрененный прикид.

Позже, когда я повернул голову и увидел, что Генри смотрит на меня полузакрытыми глазами, пока скорая помощь медленно пробиралась через сугробы, накопившиеся за вечер и ночь, я спросил, не глупо ли было так долго петь со всеми этими внутренними повреждениями.

– Петь? – сонно переспросил Генри.

13

– Что значит «ты сам себя отпустил»?

– Я несколько раз нажал на звонок, но никто не пришел, – ответил я, стараясь выглядеть серьезно, но в моей одежде это было нелегко.

– И ты просто уехал? – Мы стояли и смотрели друг на друга. – Мне звонят и хотят знать, где ты!

Руби была права, и да, я действительно поступил безответственно. Я переложил несколько бумажек на столе и напустил важный вид.

– Ну так скажи, что я здесь.

– Сам скажи. И объясни своему врачу, почему он не может найти тебя в больнице.

Я уставился на мигающий красный огонек; надо бы сменить этот цвет. Было еще рано, и на востоке небо начинало желтеть. Завершающаяся буря приближалась к Паудер, но небо оставалось в основном серым. Мне сказали, что буря закончилась, но она словно преследовала меня. Я ненадолго замер, не позволяя боли в пальцах и ухе взять надо мной верх. Люциан тихо посмеивался про себя в коридоре. Смена караула. Я плохо рассчитал время; надо было приехать раньше, и тогда я бы все сделал и уехал до того, как Руби пришла на дежурство.

Я проснулся очень рано и не мог снова заснуть, поэтому лежал и думал о Генри. Я нажал на кнопочку вызова ночной медсестры и подождал около пяти минут. Потом еще раз, а потом еще. Через полчаса я решил найти Медведя сам. Капельницы были самой противной неприятностью, но иголки извлеклись довольно легко, и пластыри перекрывали проколы, так что кровь не пошла. Я решил не тащить капельницу с собой, потому что она бы препятствовала моей скрытности в этой миссии. Медсестра спрятала мои вещи, но я нашел их в шкафчике рядом с ее постом, где, как я потом понял, скрываться от нее было разумнее всего. На столе стояла картонная табличка с надписью: «В СЛУЧАЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ ИДИТЕ ДАЛЬШЕ В БОЛЬНИЦУ ИЛИ НАЖМИТЕ НА ЗВОНОК». Я не поддался на провокацию и не стал звонить и идти дальше.

Когда я вернулся в свою палату, чтобы переодеться, в коридоре мыл полы мужчина, который, судя по всему, был из кроу. У него был болезненный вид, как и у всех людей, которые работают по ночам; у меня раньше тоже такой был.

– Привет.

Уборщик уставился на мой халат и одежду, которую я прижимал к груди, но ничего не сказал. Он оперся на швабру и продолжал на меня смотреть.

– Ты не знаешь, где держат Генри Стоящего Медведя? – Уборщик указал ручкой швабры на комнату напротив моей: 62. Мы постояли еще немного. – Спасибо.