Холодные берега

– Да нет, все в порядке. Питер меня расстроил. Совсем на канцелярской работе зачерствел, а ведь когда-то был настоящим летуном…

– Он зря паникует?

– Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет…

У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока летунья не выглянула, и поманила меня внутрь.

– Давай, комендант требует…

На миг у меня возникла безумная мысль, что едва я перешагну порог, как на голову обрушится удар дубины. Если вдруг Хелен придет в голову мысль сдать меня…

Но выхода уже не было. Я вошел.

Кабинет был роскошный. Впрочем судя по знакам различия коменданта – две серебряных птички в петлицах, – он имел чин вроде армейского полковника. Комендант стоял у окна, видно сидеть при даме было неудобно, а усадить ее оказалось просто некуда. В этот кабинет приходили, чтобы стоять навытяжку и выслушивать приказы.

– Вот ты какой… – мрачно сказал комендант.

Кажется, предчувствия начинали сбываться.

– И хорошо ты знаешь Ильмара?

Беда всех импровизаций, что никогда не знаешь, какую глупость уже успел брякнуть твой партнер.

– Ну, неплохо, насколько это вообще возможно… – осторожно ответил я.

Комендант буравил меня напряженным взглядом. Он куда больше походил на летуна, чем грузный неповоротливый Питер. И в то же время какая-то неуверенность была в его взгляде… сомнение… относящееся не ко мне, а к ситуации в целом.

– Уверена, что долетишь? – спросил он Хелен. Начал вопрос тем же грозным рыком, что и в разговоре со мной, а закончил уже мирно и дружелюбно.

– Все в воле Господа.

Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня, поинтересовался:

– Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен?

– Да. Важнее сейчас никого нет.

– А почему в Рим? На север облачность реже, доставь его в Версаль…

– Приказ был препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе типографии куда совершеннее.

Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был по-прежнему строг, но голос чуть смягчился:

– Ты хоть понимаешь, живописец хренов, какая честь тебе? Сама Хелен, Ночная Ведьма, тебя в Урбис повезет!

– Понимаю… – прошептал я.

– Если станешь в планёре паниковать – лучше сам выпрыгивай! Узнаю, что доставил проблемы Хелен…

Угроза эффекта не возымела. Что мне гнев коменданта, по сравнению со всеми остальными неприятностями!

– Может, пусть его свяжут? – задумчиво спросил комендант. – Все не будет дергаться… А, Хелен?

– Мне доводилось летать на планёре, – сказал я. И получил в награду за инициативу разъяренный взгляд летуньи.

– Да? – поразился комендант. – Когда же?

– Я его и возила, – непринужденно пояснила Хелен. – Давно уже. Герцогиня Диана, глава венгерской ветви Дома… она перебрала всех приличных живописцев в Державе, прежде чем остановилась на руссийском портретисте… Да вы помните эту историю…

Ничего комендант не помнил, глаза у него на миг стали мутными и дурными. Но сознаваться в склерозе он не хотел.

– Да, конечно. Что ж, это хорошо. Но только под твою ответственность, Хелен.

Вернувшись к столу, он быстро расписался на разрешении.

– Конечно. Я все понимаю, – кивнула летунья.

Комендант на миг припал к ее руке в вежливом, равнодушном поцелуе. Покровительственно улыбнулся.

– Удачи, госпожа графиня.

– Надеюсь и впредь пользоваться вашим гостеприимством, господин барон.

Понятно. Служака был не слишком родовитый. Пыжится изо всех сил, старается и долг не нарушить, и летунам, которые выше его, угодить.

Низко кланяясь, я вышел вслед за Хелен. Когда мы отошли от кабинета, летунья прошептала:

– Кто тебя за язык дергал? Летал он…

– Да так, захотелось. Скажи, а этот барон, он сам-то…

– Нет. Высоты боится. Всегда находит предлог, чтобы в планёр не садиться. Зато площадка у него в порядке, склады забиты, ангары сухие, лошади отборные, дисциплина крепкая…

– Какие еще лошади? – спросил я. Но мы уже пришли к каморке бывшего летуна Питера.

– Все в порядке, – Хелен показала ему листок. – Комендант проникся необходимостью полета.

Питер улыбнулся уголками губ, и сразу посерьезнел:

– Ты уверена, Хелен? Дождь усиливается. Шар подняли, ветер вверху порывистый…

– Питер…

– Ладно.

Он косо глянул на меня, подошел к Хелен, и вдруг порывисто обнял ее. Летунья покорно ждала.

– Не рискуй, девочка. Ладно? – Питер заглянул ей в глаза. – У Дома и Церкви много интересов. А вот у нас всего одна жизнь… Идем, планёр выводят.

Хелен кивнула:

– Я всегда об этом помню.

– Парень…

Я подошел к нему. Питер молча извлек из стола красивую стальную фляжку. Протянул:

– Глотни. Да побольше.

Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное.

– Расслабишься, не будешь дергаться в кабине, – пояснил Питер. – Давай, приложись еще.

Спорить я не стал. Все летуны, похоже, больше всего боялись, что пассажир запаникует в кабине. И вспоминая свой первый полет, и Марка, едва не вывалившегося наружу, я мог их понять.

– Спасибо… – я вернул фляжку. – Обещаю себя вести тихо.

Кажется, его это удовлетворило. Питер приложился к фляжке сам, и пошел вместе с нами.