Холодный Яр

– «Товарищи» усиленно перебрасывают войска на запад и на юг. Думаю, когда потеплеет, заварится каша. Полюбуйся, какие небылицы они про нас плетут.

Дает мне киевскую большевицкую газету. На первой странице заголовок крупными буквами: «Чигиринский уезд очищен от бандитизма! Бандитское гнездо Холодный Яр ликвидировано. Атаман Чучупак и изменник бандит Коцур расстреляны вместе с своими штабами»[190].

Просматриваю статью и узнаю, что Чигиринщину два года терроризировали «кулаки-бандиты», которые отбирали у крестьян хлеб и последнюю скотину, убивали бедняков, измывались над ними. Народ не раз выступал против них, но сил не хватало. Однако решительные действия частей Красной армии привели к уничтожению всех врагов. Благодарное население повсюду приветствует освободителей. В каждом селе избрали сельсовет и комнезам[191]. Советская власть укореняется, идет «раскулачивание». Крестьяне с энтузиазмом принимают

разверстку и добровольно перевыполняют задания правительства. Под красными знаменами, распевая революционные песни, везут продовольствие на «пункты».

Возвращаю газету.

– Что и говорить! Ловко расписывают.

– Наверно, так отрапортовали командиры присланных сюда полков. А вот уездная власть в Чигирине совсем другие песни поет. Когда почки на деревьях стали лопаться, тамошним «товарищам» как будто гвоздей в стулья набили. Выпросили слезно в Киеве разрешение обосноваться у железной дороги. Еще неделя, и уезд переведут в Каменку[192].

– А как же вы, Андрий?

– Пока ничего. Потом посмотрим, как дальше быть. Надо только укрепить личный состав нашими хлопцами. За этим я и приехал: разведать, что у вас происходит, и взять еще несколько человек. Милицию в местечке велено пополнить. Раз уж тут нечего делать, бери кого получше из бродяг и ступай ко мне старшим милиционером. Тебя в Каменке никто не знает.

– Хорошо. Если атаман отпустит, пойду.

– Я с ним поговорю. Долго там торчать не придется. В мае наверняка начнется заваруха – тогда перебьем уездное начальство, захватим оружия, сколько сможем, и айда в Холодный Яр.

Мы сворачиваем на вьющуюся по лесу тропинку и выходим к Мельничанским хуторам.

Вечером атаман созвал военный совет. Предложение «усилить» каменскую милицию одобрил. Той же ночью наш резидент вернулся с подчиненными к месту службы.

На следующую ночь в управление милиции садами и огородами пробираюсь уже я – в компании трех боевиков, один из которых хорошо знает эти места.

У входа стоит на часах донской казачок Андрюша. В коридорчике – заряженный максим. В помещении для рядовых, на столе у окна, еще один пулемет – кольт. На полу четыре ящика с гранатами Миллса. В станке у стены винтовки, в образцовом порядке. Одетые милиционеры лежат на топчанах, некоторые спят. Здесь только наши. Непосвященным в тайну каменской милиции разрешено ночевать на квартирах, а тех, чьи взгляды вызывали опасения, Чорнота просто уволил.

Несмотря на позднее время, застаю в кабинете и его, и начмила Лесько-Лещенко. Знакомимся. Это коренной чигиринец, типичный казак. Здоровается со мной тепло, но взгляд беспокойный, грустный.

По его словам, он только того и ждет, чтобы в мае красных с Украины черти убрали. Говорит явно искренне. Бедняга оказался между двух огней и гадает, с какого бока займется. Словно между делом спрашивает, не захвачена ли красными, не уничтожена ли канцелярия Петра Чучупака.

Мне известна его коллизия, и я отвечаю, что все бумаги целы и находятся у нового атамана. Это начмила и успокаивает (окажись они в руках коммунистов, ему пришлось бы туго), и угнетает. Его судьбой по-прежнему распоряжаются холодноярцы.

Пишу заявление о том, что хочу стать в ряды рабоче-крестьянской милиции, и прилагаю удостоверение личности на имя Валентина Семянцева. Этот казак конной сотни богдановцев забыл его в Матвеевке, на квартире, когда там стояла Запорожская группа. Хозяин нашел и принес в повстанческий штаб, а мы добавили поддельную справку о том, что я вступил добровольцем в Красную армию, но после контузии «петлюровской» гранатой признан медицинской комиссией негодным к службе[193].

Лещенко наложил резолюцию: товарищ Семянцев зачисляется старшим милиционером сельского района[194]. Назавтра принятие новобранцев на службу было оформлено приказом.

Приступаю к делам. Рассматриваю заявления о драках и грабежах в тех селах, которые уже покорились советской власти. Посылаю милиционеров производить дознание, иногда выезжаю лично.