Холодный огонь

– Я пришел сюда с цветами двадцать пятого сентября. Единственный раз. И запомнил этот день как день ее смерти. Двадцать пятого сентября… Но пять лет назад, а не двадцать четыре. В девятнадцатую годовщину, но тогда мне казалось, что она только что умерла. И с тех пор я все время так думал.

Они замолчали.

Две большие черные птицы с криками пролетели в хмуром небе и скрылись за верхушками деревьев.

Наконец Холли подала голос:

– Возможно, двадцать четыре года назад в день, когда она умерла, ты просто не смог это принять, а смирился с утратой лишь спустя девятнадцать лет… В тот день, когда пришел сюда с цветами. И с тех пор считаешь этот день днем ее смерти.

Джим сразу понял, что в этом вопросе Холли докопалась до истины, вот только легче ему от этого не стало.

– Господи, Холли, это же безумие.

– Нет, – мягко возразила Холли. – Это самозащита. Часть стены, которую ты выстроил вокруг того, что с тобой случилось в десять лет.

Она выдержала паузу, сделала глубокий вдох и спросила:

– Джим, как умерла твоя бабушка?

– Она…

К своему удивлению, Джим понял, что не помнит причину смерти Лены Айронхарт. Еще один затуманенный провал.

– Я не знаю.

– Думаю, она умерла на мельнице.

Джим перевел взгляд с надгробия на Холли. Он почувствовал тревогу и весь напрягся, хотя причину понять не мог.

– На мельнице? Как? Что там случилось? Откуда ты знаешь?

– Из сна, о котором я тебе рассказывала. Я поднимаюсь по лестнице, смотрю в окно на пруд и вижу в отражении лицо другой женщины, лицо твоей бабушки.

– Это только сон.

– Нет, полагаю, это было воспоминание. Твое воспоминание, спроецированное из твоего сна в мой.

У Джима бешено заколотилось сердце, он запаниковал, но по-прежнему не понимал почему.

– Как это может быть мое воспоминание, если сейчас я не могу ничего вспомнить?

– Ты все помнишь.

– Нет, – нахмурился Джим. – Вообще ничего.

– Оно в твоем подсознании, куда ты можешь попасть, только когда спишь. Но оно там, это точно.

Если бы Холли сказала, что кладбище – это гигантская карусель, на которой они медленно вращаются под хмурым небом, он бы скорее поверил в это, чем принял воспоминания, к которым она его подталкивала. Джима будто бросало от света к тьме, от страха к ярости.

– Но в твоем сне, – с огромным усилием произнес он, – когда бабушка поднялась в верхнюю комнату… Там был я.

– Да.

– И если она там умерла…

– Ты видел ее смерть.

Джим решительно затряс головой:

– Нет, господи, неужели ты думаешь, что я бы забыл такое?

– Да. И еще я думаю, что тебе потребовалось девятнадцать лет, чтобы принять сам факт ее смерти. Я думаю, ты видел, как она умерла. Потеря долговременной памяти – результат шока, который ты тогда испытал. Ты заглушал свои воспоминания фантазиями, и фантазий становилось все больше.

Подул слабый ветер. Джим услышал под ногами какой-то шорох и представил, что бабушка тянется к нему из-под земли костлявыми руками. Он посмотрел вниз и увидел лишь два сухих листа, прибитых к его ногам ветром.

Теперь его сердце грохало так, словно кто-то бил кулаком по боксерской груше. Джим отвернулся от могилы, ему не терпелось быстрее вернуться в машину, но Холли положила руку ему на плечо.

– Подожди.

Джим зло стряхнул кисть Холли и, чуть ее не оттолкнув, сверкнул глазами:

– Я хочу уехать отсюда.

Но Холли не испугалась, она снова взяла его за руку:

– Джим, где твой дедушка? Где он похоронен?

Джим указал на надпись рядом с именем и датами жизни Лены Айронхарт:

– Здесь, естественно, рядом с бабушкой.

А потом он увидел левую половину памятника. До этого момента он был настолько потрясен настоящей датой смерти бабушки, что совсем не смотрел левее.

Имя деда было выбито на отведенном ему месте:

ГЕНРИ ДЖЕЙМС АЙРОНХАРТ.

Ниже дата рождения. И больше ничего. Даты смерти не было.

Свинцовое небо опустилось ниже. Деревья сузили круг.

– Ты же говорил, он умер через восемь месяцев после Лены, – напомнила Холли.

У Джима пересохло во рту, он едва мог произносить слова, которые звучали не громче шороха песка в пустыне Мохаве.

– Какого дьявола тебе от меня надо? Я уже сказал… Восемь месяцев… Двадцать четвертого мая… На следующий год…

– Как он умер?

– Я… Я не… Я не помню.

– Он болел?

«Заткнись! Заткнись!»

– Я не знаю.

– Несчастный случай?

– Я… Кажется, у него был инсульт…

Его прошлое было похоже на дым в тумане. Теперь Джим осознавал, что редко предавался воспоминаниям. Он жил только настоящим, не понимая, что огромные пробелы в его памяти возникли потому, что в жизни было слишком много событий, о которых он даже не пробовал вспоминать.

– Ты ведь его ближайший родственник? – спросила Холли.

– Да.

– Значит, ты занимался похоронами.

– Да… Думаю, я, – нахмурившись, неуверенно кивнул Джим.

– Получается, ты просто забыл выбить дату его смерти на памятнике?

Джим смотрел на незаполненное место на надгробии и лихорадочно выискивал соответствующий пробел в своей памяти, но тщетно. Ему стало тошно, он хотел лечь на землю, свернуться калачиком и закрыть глаза. Заснуть и никогда больше не просыпаться, пусть на его месте проснется что-то другое.

– Или его похоронили в другом месте? – спросила Холли.