— А вы, Арсений, сейчас, той самой немытой рукой, получили пощечину. Почитай оба в контакте были. Болезнь сильная. Пол деревни уж в землю скосила, а вы по- быстрому. — Заворчал он. — Хоть в курсе сколько люду померло тут и в деревне соседней? Пошлите… Будете за глупость рассчитываться. — Мы гуськом пошли с его горницу, пардон, уже лабораторию. — Вот вакцина. Помните практику? Ваша задача ввести ее друг другу. Да, именно друг другу. Вы прежде всего врачи, и вас не жилье должно волновать, а как больных вылечить и самим продержаться.
— Тихон, а тебе чего?
— Странно это барин…, — замямлил незаметно вошедший Тихон, — корова вторая за неделю уж подохла. Что же это такое твориться, — запричитал Тихон. — Люди мрут, скот тоже… Что за напасть такая?
— Пойду разберусь. Похоже скот колоть и жечь надо.
— Да как же… Мы ж только им и живем… Че ж жечь, съедим хоть… — Снова запричитал Тихон подталкиваемый Кузьмичем. Тут Кузьмич повернулся и грозно выдал:
— И чтобы до моего возвращения вакцину вкололи и комнату поделили, а если жизнь не дорога, отправлю к коровам больным на побывку. Я тут с вами нянькаться не намерен, уяснили?
— Д-да, — прониклась Прасковья, потеряв оставшуюся решительность. Вдруг совершенно по-другому на меня посмотрев.
— Кузьмич никогда не шутит. Обещание он свое подавно сдержит. Что делать будем? — Решил я дать возможность высказаться когда-то дерзкой барышне.
— Давайте Вы мне вколите, — потом, я вам. Я уколов жуть как боюсь… Если вам решусь поставить, боюсь потом сама уже не дамся. — Дрожащими губами сказала она.
— Вот кто вас просил приезжать сюда.? Вы же понимали, что тут не место столь нежным созданиям? Не дамские здесь условия, понимаете? — Она виновато потупилась.
Я подхватил стеклянный пузырек, обработал стерилизованную иголку в спирте и одел ее на большой стеклянный шприц с железным поршнем, в котором уже была заготовлена вакцина.
— Запомнила объем? Столько же мне должна вколоть будешь. — Она бледнея кивнула, протянув вперед руку и зажмурившись.
— Боюсь, это внутримышечно вводится. — Сказал я, сам смутившись. Конечно я уже не раз делал уколы и стару и младу, но было что-то неловкое в том, что сейчас мы должны были поставить их друг другу. — Она открыла глаза и теперь смотрела на меня растерянным округлившимся взглядом.
— Я не буду смотреть, — решил заверить я смущенную девушку.
— Нет, лучше смотри… — те! — Выпалила она, переходя на крик и тут же залившись краской.
— Хорошо, что ты в штанах. Юбки задирать я не привык. — Сказал я и тут же смутился двузначности моих слов. Она стояла ко мне спиной и хорошо, что мы не видели лица друг друга. — Не переживайте, достаточно приоткрыть лишь небольшой участок мышцы. — Специально выразился термином чтобы не смущать ее и себя еще больше.
— Все! — Победным голосом сообщил я, прикладывая марлю к пострадавшему месту.
— Спасибо. Было не так больно, как я ожидала. — Сказала Прасковья, со стоящими слезами в глазах.
— Может тебе воды?
— Нет! — Открестилась она неожиданно испуганно. И тут же пояснила. — Давай уже закончим и пойдем комнату делить, а то вдруг вернется скоро.
— Тут стерильные иголки. Шприц здесь только один, вот этот. Остальные наверно забрали чтобы больных лечить.
— И как у Кузьмича получилось за два с небольшим дня, в своей комнате целую лабораторию организовать? — Просковья заворожено рассматривала убранство комнаты, состоящее из колб пробирок, пузырьков и баночек. Видимо хочет успокоится. Глубоко вздохнула. — Приступим! Нарочито громко сказала она, взяв шприц иголку, обработав и приступив к набору вакцины.
Одно неловкое движение трясущихся рук и вакцина разбивается об пол. В шприце успело набраться лишь пол дозы.
— Я все сейчас же залью спиртом и уберу. Тут еще такой же пузырек есть! Нарочито бодро сказала она. Постараюсь не разбить его. — To ли пошутила, то ли всерьез сказала Прасковья.
Нужно сказать, рука у нее легкая. А вот лекарство стало расходиться нестерпимым жжением. Я стараясь не подавать вида поковылял в комнату. Она шла тоже ничем не выдавая боли. Понятно почему у нее слезы в глазах стояли и флакон из рук выпал. Но дойдя до комнаты я не выдержал, бросился на кровать и заорал дурниной.
— Ты чего? — Резво подбежала она.
— Лекарство расходится. Ааа ты кааак терпишь?
— Да ничего не терплю. Пощипало минутку с начала, а теперь хорошо все.
— Может я в сосуд попала? Дай посмотрю.
— Ну уж нет. Отойди лучше. И так воздуха не хватает.
— Ты весь красный! Что с тобой? Может непереносимость лекарства? Жди, я сейчас прибегу.
— Никон Кузьмич. Я только поставила он бросился на кровать, сказал, что больно расходится и вес вдруг краснеть начал.
— Что ты ему вколола?
— Что и себе. Правда, простите, один пузырек разбила, пришлось оставшуюся дозу из другого до-набрать.
— Какого другого? — Взревел Кузьмич.
Я почти в состоянии забытья, увидел, как он утягивает ее за собой за ухо.
— Аааа. Вот из этого. — Доносится вопль из-за стены.
— Из этого? Именно из этого? — Разноситься взбешенный рев. — Ты могла хоть откуда, но набрала именно из этого? — Еще более громкий рев и звук пощечины…