Холоп августейшего демократа

Чтобы не опоздать и доставить начальника вовремя, Берия включил мигалку и сирену, которая выла так громко и надрывно, что у Еноха чуть все внутренности наружу не вывернулись. Эф­фекта, правда, было мало. Ближе к центру проезжая часть забита разнообразной техникой, традиционно доставляемой в эти даль­ние края со всех автомобильных помоек мира. Это там они — старьё, а у нас подшаманишь чуток — и будут бегать как милень­кие! Всё лучше, чем отечественные наборы плохо покрашенного металлолома. Евнох с нескрываемой завистью смотрел на всех этих видавших виды представителей автомобильной фауны, зная, что, несмотря на свой допотопный вид, они были намного удобнее и уж явно практичнее его экипажа. Между машин с неза­висимым и гордым видом брели навьюченные верблюды. Рядом вышагивали крикливые погонщики в драных стёганых халатах, на спинах которых красовались изрядно вылинявшие портреты властителей тех халифатов, откуда они были родом и от чьего имени везли продавать свои товары. Внизу под портретом видне­лись стандартные пространные надписи, из которых чётко мож­но было разобрать только одну: «Я — Абдула, сын Али из рода выйчий — верный раб великого халифа Сташни-баши, да про­длит Всевышний его годы! Предан, как собака, моему господину и всегда ему покорен». Надписи эти служили и загранпаспортом, и визитной карточкой, и сертификатом качества, и самой лицен­зией на право торговли, поэтому погонщики пуще своей жизни берегли халаты, выдаваемые щедрым халифом бесплатно один раз в пять лет. К автомобильному чаду примешивался стойкий, ни с чем не сравнимый запах Азии.

Перед пустым двором представительства у узких тротуа­ров в несколько рядов стояли одинаковые грязно-серые детища горьковского автозавода со спецномерами, напрочь перекрывая движение. Кое-как протиснувшись в гудящем, орущем и матеря­щемся автопотоке, Берия с первого раза ухитрился припарковать их рыдван на только что освободившееся место в ближнем к во­ротам ряду.

Вокруг кипела какая-то своя жизнь. Приехавшие из всех уделов окуёма чиновники выгружали из багажников всякую вся­чину и торопливо, обгоняя друг друга, волокли в серое здание. Чего здесь только не было! Огромные копчёные окорки, бутыли с какой-то мутноватой жидкостью, мешочки с кореньями, пле­тёные корзины и берестяные туеса с разнообразной снедью, за­ботливо повязанные чистой выбеленной холстиной, узкие штуки самого холста, осетровые хвосты и хищные морды тайменей, медвежьи шкуры, и ещё что-то живое и барахтающееся в огром­ных рогожных мехах.

— Вот это я влип, — подумал Енох, робко шагая к властному крыльцу и застенчиво помахивая тощим портфельцем, — сюда надо было везти не вычурные обеъвровские сувениры и импорт­ные шоколадки, а контейнер хорошенького секондхэнда. Ладно, первый раз в первый класс, дальше исправимся.

Неимоверное количество подношений с поразительной ско­ростью растаскивалось по чиновным кабинетам, волоклись меш­ки, хлопали двери. Енох приметил одного из коллег, только что вышедшего из кабинета и улыбнувшегося ему навстречу рас­косыми глазами. Вздохнув с явным облегчением, человек вытер взмокший лоб несвежим платком. Ответив на приветствие, Енох не спеша поднялся на третий этаж и свернул к кабинету генерала Склися, единственного пока знакомого ему здесь человека. Но не тут-то было, у искомого кабинета толпилась целая очередь. Чи­новный люд, рассовав крупногабаритные презенты по мелким, но очень нужным клеркам, спешил засвидетельствовать свою лояльность не только уполномоченному Третьего спецотделения тайной канцелярии Его Величества, коим являлся генерал с неудобоваримой фамилией, но и лично выразить почтение второ­му человеку окуёма, а в его лице и самому Генерал-Наместнику. Судя по нервному ощупыванию левого внутреннего кармана давно потерявших форму пиджаков, это почтение, по всей види­мости, исчислялось в бумажном эквиваленте энного количества материальных ценностей.

Еноха снова покоробило. «До чего же всё примитивно! — подумал он с раздражением. — Азия-с, тебя же предупреждали.

Однако главное — не бояться! — Он, конечно, знал, что в стра­не все берут, но чтобы вот так, в открытую! А чего, собственно, стесняться? Эта часть федеральной империи и в былые време­на считалась в столице колонией, соответственно и нравы здесь были колониальные. Да и теперь остались. — Ну, гляди, ты себя уже и до колониального чиновника довёл. Да и чёрт бы с ней, с колонией, мне бы заполучить крест на шею, галун гражданского генерала на виц-мундир, а главное — титул к фамилии. Вот тогда баста! Тогда можно назад, в родную Объевру, жить спокойной размеренной жизнью, мучиться ностальгией по дикой родине и пописывать мемуары».

— Вы, господин, извините, не знаю вашего имени и отчества, на аудиенцию стоите или так себе? — тронув Еноха за рукав, спро­сил невысокого роста господин в больших роговых очках, странном, в серую ёлочку, костюме из толстой шерстяной ткани, сбившемся набок рябом галстуке и жёлтой рубахе с засаленным воротом.

— Да я, пожалуй, как и все.