— А что? — с интересом спросил Михайла. — Мы-то ведь в Княгинине что в темном лесу живем. Одно зверье кругом. Ни про что и не слышим. Видали вот дорогой — мордвы больно много бродит, а чего они взбаламутились, кто их знает. Вон в Борках караульный говорил — царь у них де свой объявился. Да врет, чай.
— Это я вам все доподлинно объяснить могу, — с охотой начал хозяин. Мордва, она тут с испокон веку живет.
— Про то мы и сами знаем, — прервал его Михайла. — У нас под Княгининым ее больше вашего.
— Ну, коли ты сам знаешь, — обиделся хозяин, — так сам и сказывай.
— Ну, чего ты? Разве я в обиду тебе? — поправился Михайла. — Я к тому, что мы, мол, в толк не возьмем, чего она бродить пошла.
— Вот и я про то. А ты, коли спросил, так и слушал бы, не перебивал, — наставительно произнес хозяин. — Мордва, она сыздавна на русских обижается. Пошто, мол, на ее земле селятся. Она все тутошние земли за свои полагает.
— Ишь ты! — удивился Михайла. — Земля-то, чай, божья да царева. Вот нашему князю еще сам Грозный царь Княгинино в вотчину пожаловал.
— Так она, мордва-то, и на царей наших в обиде, — продолжал, точно не слыша, хозяин. — Ее, мол, землю дарствуют. Не один Грозный царь тут поместья жаловал боярам своим. И Федор, сын его, тоже, и Борис. А которые крестьяне, как голод был при Борисе царе, и сами сюда пёрли. Земля здесь родимая. Поставят починок, выкорчуют кругом лес и пашут. А мордва, она в тех лесах бортничает, за зверем охотится.
— Это как есть, — согласился Михайла. — Охотники они первые, ну, и меду собирают за лето пуды.
— Ну вот, — подхватил хозяин. — Стало быть, и жалеют своих лесов. Ну, до времени, покуда у нас на Руси порядок был, они хоть и обижались, а помалкивали, терпели. А ноне, как у нас смута пошла, они и взбаламутились. Прослышали, что на Москве что ни год, то новый царь. Выл Борис, а как он летось помер, царевич Дмитрий, сын Грозного царя, объявился, с поляками пришел. Ну, Борисова сына зарезали, Дмитрию крест целовали. А нынче опять и Дмитрия скинули, тоже побили до смерти. Князя Шуйского, Василья Ивановича, выкрикнули царем. Ну, а его кто признаёт, а кто и нет. Вот и мордва тоже. Свой де у них царь, Петрушка. А которые говорят, Дмитрия де не убили вовсе, он опять на Москву идет. И они, мол, мордва, за Дмитрия тоже. Кто их разберет, замутилось все. За грехи наши, знать. Вот и мордва бунтует. Варкадинка тут у них какой-то объявился. Командует тоже.
— Ишь ты! — вскричал Михайла. — Караульный-то, стало быть, правду говорил. А я бы, кабы воеводой был на Нижнем, я бы тотчас стрельцов забрал да на них. Живо бы всех прогнал. И Варкадинку того.
Хозяин захохотал так, что бородавка его запрыгала и весь глаз закрыла.
— Ишь ты, Аника-воин! — крикнул он. — То-то, знать, тебя воеводой и не посадили, что больно прыток. А наш воевода, Репнип князь, за стенами отсиживается. Так-то оно вернее. Поколобродят да сами и уйдут. Зимой-то в поле не простоишь. А в Нижнем за стенами страху нет. Живи, не тужи.
— А которые в слободках живут, у пристаней хоть, на Нижнем базаре, те как? — с тревогой спросил Михайла.
— Ну, тех и пограбить могут, — равнодушно заметил хозяин, — коли не уйдут наверх, в город. Вон у меня кум там на пристани худобишку завел. Так он… — хозяин, видно, собирался начать новый рассказ.
Но Михайла не захотел его слушать. Он встал, обтер губы и подошел к обозчикам.
— Ну, поели? — спросил он. — Рассиживаться-то нам не время. Запрягайте живей, чтоб засветло дойти.
— А не заночуем тут? — спросил Невежка. — Лошади-то притомились будто, да и нам бы поспать охота. Больше спишь, меньше грешишь.
— Отоспитесь в Нижнем, — твердо проговорил Михайла. — Сказано, запрягайте. Запамятовали князя. Опозднимся, меня первого выпорет. На то его взять, — кнутобойцу.
Мужики неохотно завязывали кошели и разбредались по возам.
— Ишь Михалка-то, пуще Семейки князя боится, — ворчали они.
— Зря ты это, — обратился к Михайле хозяин, вставая с крылечка и потягиваясь. — Самое время теперь часок на сеновале поспать. Ишь, солнце-то на полдни. И чего спешить-то? Поспеете. Кому это вы хлеб-то везете?
— Дорофею Минычу Сухорукому, — ответил Михайла.
— Это, стало быть, Козьмы Миныча брату. Козьма-то Миныч ведомый человек. Скотом он торгует. А ноне в старостах ходит. Как же, знаю.
— Да мы не с Козьмой, а с Дорофеем Минычем торг ведем сыздавна, — прервал его Михалка. — Ну, скоро вы там? Трогать пора.
Мужики медленно поправляли шлеи и выводили возы со двора. Михайла подошел к переднему и проговорил:
— Ты, Невежка, кажись, спишь на ходу. Сам знаешь, поспешать надо. — И он так стегнул кнутом лошаденку, что она с места рванулась вскачь. — Подгоняйте и вы там, — обернулся он к остальным. — Не отставать! А то, гляди, мордвины бы не напали.