Холоп-ополченец [Книга 1]

Долго никто не открывал. Слышно было, что по двору ходят, переговариваются. Но к воротам не подходили. Михайла постучал сильнее.

— Михалка, да это ты никак? — раздался голос откуда-то сверху. — Ты чего на ночь глядя добрых людей пугаешь?

Михайла задрал голову. С верхушки забора на него весело глядела вихрастая голова Степки, младшего сына Дорофея Миныча.

— Где же ночь? Светло вовсе, — ответил Михайла. — Отворяйте, что ли. С обозом я.

— Отвори, Кирюшка! — звонко крикнул Степка, соскакивая с забора.

Тяжелый засов заскрипел, но ворота все не открывались, и во дворе послышался плачущий женский голос:

— Ой, лишенько! Погоди ты, Кирюшка. Да ты ладно ль разглядел, Степка? Может, прикидывается он, а как впустишь, он мордвой обернется. Ой, горе мое! И Дорофеюшки нету.

— Да будет тебе, матушка! — сердито крикнул Степка. — Говорю тебе, Михалка из Княгинина, князя Воротынского холоп. С обозом он. Отворяй, Кирюшка!

Наконец ворота чуть-чуть приотворились, и Михайла смог протиснуться во двор.

У ворот толпились дворовые, сторож Кирюха, Степка и хозяйка, жена Дорофея Миныча, в съехавшей набок кичке и накинутой второпях однорядке.

— Здравствуй, Домна Терентьевна! — сказал Михайла, кланяясь хозяйке. — Ты чего же пускать меня не хотела? Прикажи ворота открыть, возы ввести.

— Ох, уж и не знаю, Михалка, как быть-то. Нету Дорофея Миныча. К суседям пошел. А одной-то мне боязно. Как увидают, что обоз к нам вошел, как бы не кинулись грабить. Страсти какие! Козьма Миныч давно зовет в город перейти, отсюда все, почитай, выбрались. А Дорофей Миныч, бог с ним, животишки наши покинуть жалеет. Говорит, как уедем, так все и пограбят.

— Да чего ж ты боишься, Домна Терентьевна? Суседи же тут. Сторожа. Дом на запоре. А мордву эту воевода живо прогонит. Стрельцы у него с пищалями.

Домна Терентьевна испуганно замахала руками.

— Нишкни, Михалка. Накликаешь еще. Их, сказывают, железо не берет. Они заговоренные. Сам нечистый их с пекла выпустил нам на погибель. Как их помянешь, так они с земли и лезут. Господи, батюшка, за грехи наши, видать. А ведь у меня Марфуша! — причитала она. — Ну как выскочат и уволокут. С головы у них хвосты растут, а на руках-то, сказывают, когти: ухватят — и не отымешь…

Домна Терентьевна громко заголосила. Михайла оглянул двор. На крыльце, прижавшись к косяку, стояла Марфуша, в синем сарафане, с выпущенной из-под белого платка длинной косой. Михайла шагнул было к ней, но она погрозила ему пальцем, и он остановился.

Темнело, надо было как-нибудь решать с обозом.

Михайла дернул Степку за рукав и сказал ему:

— Добеги до отца, Степка; чай, знаешь, где он. Скажи, пусть домой идет. От князя Воротынского, мол, приказчик с обозом. Не до ночи нам у ворот ждать.

— А где ж приказчик-то? — спросил Степка.

— Я ноне заместо приказчика, — сказал Михайла, поглаживая бородку. — Бежи ты скорее.

Степка с любопытством посмотрел на Михайлу, пробежал за спиной матери к воротам, приотворил их и юркнул на улицу. За воротами его сразу обступили мужики, дергали его во все стороны, спрашивая, когда же им сделают развязку. Степка еле отвязался от них и бегом побежал в кружало искать отца.

Дорофей Миныч охотно посиживал с приятелями в кружале. Там собирались соседи послушать новости. Часто заходил туда какой-нибудь приезжий издалека, с низовьев Волги, с Москвы, с литовской границы. Рассказывал про важных польских панов, про вольных долгоусых казаков на Днепре, про ногайских татар, налетавших, как туча, на русские украйны, про персюков в пестрых халатах.

Дорофей Миныч слушал и винцо потягивал.

В этом году рассказывали все про разные смуты да сполохи. Вся земля русская замутилась. У них-то пока тихо было. Все больше, слышно, в Москве да за Москвой, ближе к ляхам. Вот только по осени уж мордва чего-то взбаламутилась. Сказывали, что под Нижний набежала. И у них, на Нижнем базаре, сполох поднялся. Купцы лавки позакрывали, в верхний город, за стены кинулись.

Дорофей Миныч не очень этому верил. Как это возможно, чтоб мордва на город кинулась? По дорогам пошалят да и уйдут к себе. Сильно не хотелось ему к брату наверх перебираться. Козьма-то Миныч, верно, сам в кружало не ходит, да и его пускать не станет. Сиди с ним в избе, что в обители. Нет, не пойдет он, как там Домна ни причитай.

— Михейка, а Михейка, — обратился Дорофей к соседу и затряс его за плечо. — Не пойдем наверх? А? Ты как смекаешь?

Михей с трудом оторвал от стола отяжелевшую голову, поглядел мутными глазами на Дорофея и пробормотал:

— Пошто наверх?.. Склизко — свалишься…

— Ну вот. И я говорю. Чего туда итти? Тут у нас лучше. Способне́й.

В это время дверь в кружало заскрипела, и в отверстии показалась белобрысая встрепанная голова Степки.

Оглядев сидящих за столами, он сразу увидел у окна отца, опять пытавшегося растолкать заснувшего приятеля.

— Тятька! — торопливо заговорил Степка, подбежав к нему. — Иди домой! Там с Княгинина от Воротынского князя обоз с хлебом пришел, а матушка не пускает. А с обозом знаешь кто? Михалка! Сказывает, будто его за приказчика прислал князь. Чудно́! Иди скорей!