Холоп-ополченец [Книга 1]

У Козьмы Миныча, кроме семьи, и других много было забот. Торговля его шла все хуже и хуже. С лета 1608 года вокруг Нижнего еще неспокойней стало. Не одна мордва бунтовалась. Заворовались и черемисы. Кругом Нижнего повсюду бродили шайки — и черемисы, и мордва, и русские воровские люди. Козьме Минычу от этого прямой убыток был. А тут еще осенью слух прошел, что к Москве опять подступает царь Дмитрий и многие города ему крест целуют. Посылать в Москву гурты скота и думать было нечего. А ведь как раз скотом и промышлял всю жизнь Козьма Миныч. На том и богатство свое сделал, на том и с московскими посадскими людьми знакомство свел. Не в одном Нижнем Козьму Миныча почитали и в старосты выбирали. На Москве его тоже многие знали. Дела свои он всегда вел по совести. Хоть свою выгоду и блюл, но слово держал и обмана от него не было.

А теперь сильно задумываться стал Козьма Миныч. Не ему одному трудно приходилось. Чуть что не вся торговля становилась. Взять хоть бы хлеб. Кабы остался у брата Дорофея хлеб, Козьма Миныч, хоть и обещал Домне продать, а и сам бы не знал куда. В Нижнем столько не продашь, да и цены хорошей не дадут, а в Москву не довезти. А все отчего? Воровские люди и в прежние годы бывали, — хорошо про то знал Козьма Миныч, — но все-таки на большие обозы или на гурты редко нападали, опасались московских государевых стражников и стрельцов. А ныне в Нижнем по сию пору московскому государю Василию Ивановичу Шуйскому и стрельцы и весь народ прямили, а по другим городам отложились от него, крестное целованье порушили, снова Дмитрию Иванычу крест поцеловали.

Отправишь гурт, а в Муроме в первом, как узнают, чей скот и откуда, сразу отберут — скажут: царь Дмитрий Иванович велел у изменников истинному царю Дмитрию всякий товар отбирать и в его стоянку — в Тушино — отправлять. Какой порядок может быть, когда одни города за Василья Иваныча стоят, а другие — за Дмитрия? И хуже всего, что за Дмитрием опять литовские и польские полки пришли и принялись грабить русскую землю.

В Нижний те нехристи покуда еще не заходили, а разговоров про них много было.

Снег уж выпал, зима настала, когда, 21 ноября, за Козьмой Минычем пришел стражник — звать его на воеводский двор к воеводе Александру Андреичу Репнину. Там оба воеводы были — и Репнин и Алябьев, — и архимандрит Иоиль с соборным причтом, и дьяк Василий Семенов, и стрелецкий голова Баим Колзаков, да еще послано за земскими старостами и лучшими посадскими людьми.

— А по какому делу — не знаешь? — спросил Козьма Миныч.

— Да там, слышно, из Балахны Якупка Полуехтов приехал от игумна Никольского монастыря Ионы с письмом к архимандриту нашему Иоилю. Вот отец Иоиль и принес то письмо воеводам почитать, что они приговорят.

Когда Козьма Миныч пришел в воеводскую избу, там уж собралось десятка два посадских, и архимандрит Иоиль только что кончил читать посланье Ионы.

Козьма Миныч перекрестился, отдал поклон хозяину и подошел под благословенье к отцу Иоилю. Старичок он был сухонький, седенький, а на ногу легкий — всюду сам бегал по монастырю, потачки никому не давал. Хозяин был. И глазки у него, хоть маленькие, а зоркие и с хитрецой.

— Вот, Козьма Миныч, — заговорил он быстро, тот еще руку ему не успел поцеловать, — пишет мне отец Иона с Балахны, повещает, что поцеловали они крест царевичу Дмитрию Ивановичу, и нас увещает вину ему свою принести и крест поцеловать, не то де на нас придет рать литовских людей, потому как и Муром, и Владимир, и Шуя, и Суздаль поцеловали крест Дмитрию. Только де за Нижним и дело.

— Не только городов на Руси, что Суздаль, да Шуя, да Владимир, — заговорил густым голосом, не торопясь, воевода Репнин, поглаживая широкую бороду, и сверху поглядел на шустрого монаха, словно кучер на чересчур резвую лошадку. — Вон Вологда по сю пору царю Василью Иванычу прямит, и Ярославль, и Кострома. А снизу, по Волге, слышно, Шереметев с большой ратью идет и воров всех побивает.

— Верное твое слово, князь Александр Андреич, — подхватил отец Иоиль. — Смута большая по всей земле. И на чем совершится — не угадать. До нас-то не так и близко. Можно и погодить. Коли Дмитрий Иваныч на Москву придет, поспеем тогда и мы повинную послать и крест поцеловать.

— Гоже ль так-то, отец Иоиль? — недовольно проговорил воевода Алябьев. — Уж коли мы царю Василью крест целовали, надо и помогу ему делать. Есть же у нас тут стрелецкое войско. Чего там ждать, покуда на нас литовская рать придет. Ударим лучше враз на Балахну, а там на Муром, прогоним воров, начинщиков посечем, а народу велим царю Василью вину принести.

Воевода Репнин только головой покачал и поглядел на Козьму Миныча, точно сам не хотел вступаться.