Холотропное дыхание. Новый подход к самоисследованию и терапии

Задача традиционных психотерапий состоит в достижении интеллектуального понимания человеческой психики вообще, и психики конкретного клиента в частности, и затем в использовании этого знания для разработки эффективной терапевтической техники и стратегии. Во многих современных терапиях важным инструментом считается «интерпретация»: это тот способ, которым терапевт открывает клиенту «истинный» или «реальный» смысл его или ее мыслей, эмоций и поведения. Этот метод широко используется в анализе сновидений, невротических симптомов, поведения и даже, казалось бы, тривиальных повседневных действий, вроде оговорок или других небольших ошибок – «Fehlleistungen» Фрейда (Freud 1960a). Еще одна область, где обычно используются интерпретации – это межличностная динамика, включая перенос различных бессознательных чувств и отношений на терапевта.

Терапевты тратят массу усилий, стараясь определить, какая интерпретация больше всего подходит в данной ситуации, и какой момент подходит для этой интерпретации. Считается, что даже интерпретация, которая «правильна» с точки зрения содержания, может быть бесполезной или вредной для клиента, если предлагается преждевременно, до того, как клиент будет к ней готов. Серьезный недостаток этого подхода к психотерапии заключается в том, что отдельные терапевты, в особенности, принадлежащие к различным школам, будут приписывать очень разное значение одному и тому же психологическому проявлению или событию и предлагать для него неодинаковые и даже противоречащие друг другу интерпретации.

Это можно проиллюстрировать забавным примером из психоаналитического обучения одного из нас. Как начинающий психиатр, Стен проходил учебный анализ у старейшины чехословацкого психоанализа и президента Чехословацкой Психоаналитической Ассоциации д-ра Теодора Досужкова. Доктору Досужкову было под семьдесят, и все молодые психиатры, проходившие у него анализ знали, что у него есть склонность время от времени впадать в дремоту во время сеансов. Эта привычка д-ра Досужкова была мишенью шуток его студентов. Помимо индивидуальных сеансов учебного психоанализа, д-р Досужков также проводил семинары, на которых его студенты делились обзорами книг и статей, обсуждали истории болезни и могли задавать вопросы о теории и практике психоанализа. На одном из таких семинаров участник задал «чисто теоретический вопрос: «Что происходит, если во время анализа психоаналитик засыпает? Продолжается ли терапия, если клиент продолжает свободно ассоциировать, или процесс прерывается? Следует ли возвращать клиенту плату за это время, поскольку деньги играют такую важную роль в фрейдовском психоанализе?»

Доктор Досужков не мог отрицать, что во время психоаналитических сеансов возможна подобная ситуация. Он знал, что слушателям известна его слабость, и должен был дать ответ. «Это может случаться, – сказал он. – Порой бываешь усталым и сонливым – ты плохо спал предыдущей ночью, выздоравливаешь от гриппа или физически измотан. Но при длительной практике развивается своего рода “шестое чувство – ты засыпаешь только когда выявляющийся материал не имеет отношения к делу. Как только клиент говорит что-нибудь действительно важное, ты сразу просыпаешься!»

Доктор Досужков также был большим поклонником И. П. Павлова – русского физиолога, лауреата Нобелевской премии, который выводил свои знания о мозге из экспериментов с собаками. Павлов много писал о торможении коры мозга, происходящем во время сна или гипноза; он указывал, что в заторможенной коре иногда может сохраняться бодрствующий «сторожевой пункт». Его излюбленным примером была мать, которая может спать при сильном шуме, но сразу просыпается, когда заплачет ее ребенок. «Это как в ситуации с матерью, о которой писал Павлов, – объяснил д-р Досужков. – При достаточном опыте вы будете способны поддерживать связь со своим клиентом даже когда засыпаете».

Объяснение д-ра Досужкова было явно неудовлетворительным. То, что терапевт считает важным в рассказе клиента, отражает его подготовку и личные пристрастия. Работай Стэн не с фрейдовским аналитиком, а с терапевтом, принадлежащим к школе Адлера, Рейха или Юнга, они просыпались бы в разные моменты его сеанса, когда по их мнению, рассказ Стэна выявлял бы нечто «относящееся к делу». Из-за огромных концептуальных различий между школами глубинной психологии естественно возникает вопрос о том, у какой из них имеется более правильное понимание человеческой психики в здоровье и болезни.

Если бы было верно, что правильные и своевременные интерпретации – это важный фактор в психотерапии, то должны были бы наблюдаться значительные различия в успешности терапии, достигаемой разными школами. Их терапевтические результаты можно было бы отобразить в виде кривой Гаусса: терапевты, принадлежащие к школе с самым правильным пониманием психики и, следовательно, с самыми подходящими интерпретациями, имели бы самые лучшие результаты, а принадлежащие к ориентациям с менее правильными концептуальными схемами, попадали бы на нисходящие ветви кривой.