Снизу донесся знакомый стук: длинный-короткий-длинный. Входная дверь открылась и закрылась, по деревянному полу зашаркали подошвы кроссовок, затем Рави снял их и, аккуратно выровняв, поставил у коврика.
По лестнице прошла мама.
– А, Рави! Она в своей комнате. Поговори с ней: может, хоть тебя послушает.
Войдя в комнату, Рави даже растерялся.
– Я здесь, – подала наконец голос Пиппа.
Он наклонился, и в поле зрения появилось его лицо.
– Почему на звонки не отвечаешь?
Пиппа посмотрела на лежащий поодаль телефон.
– Ты как, нормально? – спросил Рави.
Больше всего на свете ей хотелось сказать «нет» и упасть в его объятия. Утонуть во взгляде карих глаз, да так там и остаться, и никогда больше не выходить на улицу. Чтобы он сказал ей, что все будет хорошо, хотя оба знают, что это не так… Она хотела стать прежней Пиппой, веселой и беззаботной. Но прежней Пиппы здесь не было. Возможно, и не будет.
– Нет, – ответила она.
– Родители беспокоятся.
– Не нужно мне их волнений! – фыркнула Пиппа.
– Я тоже волнуюсь, – сказал Рави.
Она вновь прислонилась головой к ножке стола.
– И твоих не нужно.
– Может, вылезешь оттуда и поговорим? – ласково попросил он. – Ну пожалуйста!
– Он улыбался? – спросила Пиппа. – Он улыбался, когда сказали: «невиновен»?
– Он стоял спиной. – Рави протянул руку, чтобы помочь Пиппе выбраться из-под стола.
– Уверена, что улыбался.
– Это важно?
– Важно, – кивнула Пиппа.
– Мне жаль. – Рави попытался удержать ее взгляд. – Если бы я только мог что-то изменить… Сейчас мы бессильны. Вот чего ты добилась – отстранения от занятий? Макс не стоит твоей злости.
– Выходит, оставим победу за ним?
– Нет, я не… – Рави оборвал фразу на полуслове, подошел к Пиппе и протянул руки, чтобы обнять, но она оттолкнула его: может, в ее голове мелькнула самодовольная ухмылка Макса, а может, просто не хотела подпускать слишком близко из-за гудящего внутри крика.
– Пип… – Рави опустил руки и погрустнел. – Что с тобой?
– Не знаю.
– И какие планы? Возненавидеть весь мир, включая меня?
– Возможно, – сказала она.
– Пиппа…
– Получается, все было зря? – воскликнула Пиппа. – Какой смысл в расследовании, которое мы вели целый год? Я думала, что стараюсь ради правды. А выходит, она не имеет никакого значения! Макс Хастингс невиновен, я обманщица, а Джейми Рейнольдс не пропадал без вести – вот теперь какая правда! – На глаза навернулись слезы. – Может, я что-то не то делаю, Рави, я…
– Мы обязательно его найдем, – сказал Рави.
– Я должна его спасти, понимаешь?
– Мне тоже не все равно. Как объяснить… Я не знал его так хорошо, как ты, но я хочу ему помочь, он мне не чужой. Он дружил с моим братом. Такое чувство, что все повторяется шесть лет спустя. Только на этот раз у меня есть надежда, призрачная надежда спасти брата Коннора, пусть я и не мог спасти своего собственного. Я понимаю, что Джейми не Сэл, но мне словно выпадает второй шанс. Так что ты в этом деле не одна. И не отталкивай от себя людей. Не отталкивай меня.
Пиппа с силой вцепилась в стол. Рави лучше быть подальше от нее, если она не сможет сдержать в себе крик.
– Просто оставь меня в покое.
– Ладно, я уйду. Только пойми, ты бросаешься на людей от злобы и бессилия. Это пройдет. – Он вздохнул. – Когда вспомнишь, кто я, кто ты и кто мы друг для друга, – звони.
Рави подошел к двери, слегка наклонил голову и, не глядя на Пиппу, сердито произнес:
– Я ведь люблю тебя, глупая.
И вышел, хлопнув дверью.
Глава тридцать вторая
Пиппа присела на кровать и нажала на присланную ей фотографию. Открылся скриншот из «Фейсбука»: пост от Нэнси Танготитс (так назвал свой аккаунт Макс Хастингс). На фото Макс, его родители и адвокат Кристофер Эппс сидят вокруг стола в роскошном ресторане с белыми колоннами. Макс держит телефон на вытянутой руке, чтобы все поместились в кадр, на заднем плане видна огромная клетка с экзотическими птицами. Все улыбаются и поднимают бокалы с шампанским.
Он поставил тег: отель «Савой», Лондон. Заголовок:
Пиппа ощутила, как комната начала сжиматься: на нее ползли стены, из углов тянулись тени… Хотелось бежать. Надо выбраться из этой комнаты, пока не задохнулась!
Она вышла на цыпочках и засеменила мимо комнаты Джоша к лестнице. Брат уже спал. До этого он заходил ее проведать и принес спрятанную под майкой пачку хрустящих кукурузных мишек. «Только маме и папе не говори», – прошептал ей Джош.
Родители смотрели телевизор в гостиной, ожидая, когда в девять часов начнется их любимая передача. Из-за двери доносился приглушенный разговор; Пиппа разобрала свое имя.
Она тихонько надела кроссовки, сняла ключи с крючка на стене и выскользнула на улицу, бесшумно закрыв за собой дверь.
Шел сильный дождь, капли били об асфальт и брызгами ложились на лодыжки. Так даже лучше. Надо пройтись, развеяться. Может, вода потушит ее ярость, чтобы она превратилась в едва тлеющие угли в догорающем костре.