Хорошая девочка (СИ)

Гудение в шеренге возобновляется, становится громче. Голоса сливаются, и кроме отдельных слов — «не гони, скажи, давай, Ник» — ничего разобрать не удается. Впрочем, это не особенно-то и надо. Все и так ясно как божий день. Друзья подзуживают Ника рассказать правду, чтобы тот не вылетел. Я и сам держу кулаки за пацана. Хоть и понимаю, что никого мы, конечно, не выгоним. Денег там и сил уже вложено немерено. Да и не такой уж серьезный проступок они совершили, чтоб выгонять.

— Вот баран, — ругается рядом Дэм.

— Да говори ты, идиот! Не перечеркивай себе будущее! — топает ногой Леська.

— За своего Лурье переживай, — огрызается Ник.

О-о-о, как все запущенно. Переглядываемся с Балашовым.

— Я за вас обоих переживаю! Даве легче будет, он еще в коллектив не влился. И с тренером не сработался так, как ты.

— Давай, Ник… Что там у вас случилось? — додавливает Таир.

— Я был неправ, — ломается Голунов. — Спровоцировал. В общем, сам на удар нарвался.

— Как спровоцировал? Договаривай, раз уж начал.

— Педиком его назвал.

— Дава ногти накрасил, — закатывает глаза Леська. — А этому ж только повод дай наехать на соперника. — Сжимает пальцы, изображая в воздухе невидимые кавычки.

Ах вот оно что!

— Коль, сбегай за Лурье, ага? Верни сюда, — хмурится Таир, сосредоточив взгляд на Никите. — Что херню сморозил, осознаешь?

— Да, — стыдливо отводит глаза.

— Извиниться готов?

— Готов.

Голос парня звучит твердо. Хорошо, если он и впрямь все осознал. Мне здесь не нужны конфликты. Потому что в следующий раз… в следующий раз, если честно, я не уверен, что смогу занять нейтральную сторону.

— Звали? — заглядывает в зал Давид.

— Да. Ник… — Таир ведет подбородком, указывая на Лурье. Голунов оборачивается. Распрямляет плечи и делает шаг навстречу Даве.

— Я хотел извиниться. Глупость сказал.

Напряженно вглядываюсь в лицо пацана. Как-то я уже привык к тому, что он ведет себя с невероятным достоинством. И, может, поэтому мои ожидания в отношении него настолько завышены, но…

— Ничего. Бывает, — пожимает плечами Дава и без всякого заносчивого дерьма, которого я так боялся, протягивает Голунову ладонь. Ну, ведь какой молодец, а! Да Саре надо медаль дать за его воспитание. Не скрывая своего облегчения, протягиваю: «ф-у-у-ух». Балашов усмехается. Похлопывает меня по плечу и кивает на дверь:

— Пойдем. Похоже, мы уже не нужны.

Но я не спешу уходить. Возвращаюсь взглядом к Таиру, который замечает ворчливо:

— Ну, наконец-то мы со всем разобрались. Начнем тренировку. Сегодня у нас по плану бег. Пятнадцать километров.

— Ну, не-е-ет, — стонут в голос детишки.

— Почему накосячили Голунов с Лурье, а отдуваются все? — замечает, очевидно, самый смелый. Ну, или дурной.

— Никонов, сто отжиманий, — закатывает глаза Таир. — Волгин, ответь, почему?

— Потому что мы команда.

— Вот именно. Все запомнили?

— Таир лютует, — смеется Дэм. — Так ты идешь?

— Да я обещал пацанам поучаствовать в тренировке, — чешу в затылке.

— Пойдем-пойдем. Сегодня они наказаны. Обойдутся без трени с кумиром.

Морщусь. Если честно, мне ужасно неприятно, что это выглядит так. Тренировка с кумиром — это ведь что-то несерьезное. А я на каждой выкладываюсь на все сто. И так радуюсь, когда у пацанов начинает получаться! Оказывается, для меня не все потеряно. Я уж и не думал, что когда-нибудь смогу испытать эмоциональный подъем такой силы. Ведь собственные победы остались в далеком прошлом, а все мои самые сильные эмоции были связанны именно с ними.

— Глянешь? Тут пришли последние анализы ребят. По некоторым есть вопросы. Надо скорректировать тренировки.

— Да, без проблем. И знаешь, Дэм… Давно хотел тебя поблагодарить.

— За что?

— За то, что тащил на себе эту махину, пока я метался. И, конечно, за то, что даешь мне шанс влиться в дело теперь.

— Эй! Бро, это ведь и твое дело тоже.

— Пока нет. Но я приложу все усилия. Хочется уже, знаешь ли, какой-то определенности.

— Уж не мать ли Лурье тебя сподвигла на такие подвиги? — шевелит бровями Демид.

— И она тоже. Так что там с анализами? Закинешь мне на почту?

— Ага. Лови.

Рабочая суета закручивает. Бумажки — самая неприятная часть работы, но что уж? Без этого никуда. Уже даже Балашов уезжает, сославшись на то, что его очередь забирать дочку из школы. А я все сижу. Просматриваю контракты, которые по моей просьбе оставил Демид, сравниваю… Фоном играет Pink Floyd. Нога стучит по полу, карандашом в руках бью в такт барабанов. Что сказать? Иногда я даже сам от себя устаю.

Ближе к девяти вспоминаю, что так и не написал Саре. Хотел. Очень. Несколько раз брал в руки телефон, но в последний момент что-то перебивало. То звонили от нового крупного спонсора, то еще что-нибудь. Интересно, что помешало ей набрать меня первой? Звоню, а она не берет трубку. Это еще что за фигня?

Сворачиваю работу, закрываю на ключ кабинет и еду по знакомому адресу. Звоню. Дверь тоже открывают не сразу.

— У вас чего, все оглохли?

— Мама в ванной. А я в наушниках. — Давид стучит по уху.

— Ясно. Я подожду?

— Да, пожалуйста. — Дава отшагивает от двери и громко стучит в дверь ванной. — Ма! Ты там утонула, что ли? Час уже сидишь! К тебе пришли.