Хорошие знакомые

И, как на беду, первый, с кем он столкнулся в совете, был Ефремов. Он шел по коридору быстрой походкой обремененного делами человека, такой знакомой чиновничьей походкой, создающей видимость деловитости при полном безделье.

Увидев Новикова, блеснул плоскими вставными зубами, крепко пожал руку и спросил:

— Ко мне, надеюсь? Я сегодня дежурный член президиума.

— Нет, я к Гаврикову, — сказал Новиков.

— У него совещание с футболистами, отбывающими в Венгрию. Скоро не кончат, заходите…

Он открыл дверь в зал заседаний и пропустил Новикова впереди себя.

В этой длинной, темноватой, чисто прибранной комнате с покрытыми малиновым сукном столами Новиков бывал не раз, но по вечерам, когда спускались густо собранные кремовые шторы, вокруг стола заседали спортсмены, под высоким потолком клубился синий дым. Сейчас высокие торжественные окна были распахнуты настежь, за ними — латаные, ржавые крыши сараев, двор, опутанный веревками с мокрым линялым бельем.

Ефремов уселся за коротким центральным столом, показал Новикову на стул, стоявший напротив.

— Какие изменения? — спросил, как бы продолжая давно начатый разговор.

Новиков хлопнул по папке:

— Смета прежняя, изменили только один пункт.

— Вы меня не поняли. Я спрашиваю, какие перемены в поведении Аргунихина после вашей беседы?

Ну нет! Этот исповеди не дождется! И, простодушно глядя в глаза пенсионеру, Новиков ответил:

— А я с ним и не говорил.

— То есть как?

Улыбка медленно сползала с лица Ефремова, и, думая о том, что оно не умеет выражать удивление, а только оцепенение. Новиков скучно сказал:

— Да вот так как-то. Нет у меня привычки копаться в личных делах товарищей, пока сами не попросят. Ну, а у Аргунихина, видно, нет потребности изливаться.

— Таким образом, из-за ваших личных привычек партийное поручение осталось невыполненным?

— При чем тут партия?

— А при том, товарищ Новиков, что лицо всякого воспитательного учреждения определяет лицо его руководителя. Как же он будет воспитывать строителей коммунизма, если сам выходит за рамки этических норм?

Здорово похоже на разговор в чебуречной! Только то же, да не то. Не в первый раз Новикову приходилось наблюдать, как правда оборачивается ложью, как трусы прикидываются храбрецами, расточители толкуют о государственной копейке, бюрократы воюют с формализмом. Но в таких случаях людьми всегда руководит корысть. Что же надо этому фальшивомонетчику? Какую выгоду он ищет? И, как всегда, когда волновался, Новиков заговорил скучным, невыразительным голосом:

— Значит, вы считаете, что эти душеспасительные разговоры изменят лицо руководителя? Перегримируют? Который пил — перестанет, влюбленные сделаются равнодушными? А вы видели Нину Тарасевич?

— Фирменная женщина, — сказал полковник и поглядел прищуренными глазами поверх головы Новикова.

У Новикова будто гора с плеч свалилась. Он видел насквозь Ефремова, знал ему цену, но где-то в глубине души подсасывало: может, следовало бы поговорить с Олегом еще раз — что называется, разъяснить, вправить мозги? И только сейчас, когда этот пошляк в одной фразе раскрылся до самой сути, рассеялся этот ханжеский гипноз. Новиков широко улыбнулся.

Глаза полковника сделались холодными и нестерпимо честными.

— Наш разговор — очень печальный разговор, товарищ Новиков, и улыбки тут неуместны. Покуда вы бездействовали, в семье Тарасевич произошел полный развал. Отлучки жены участились, взаимное непонимание усугубилось, а Аргунихина видели на бегах, и он сам признался, что ждет женщину. Не исключено, что он вместе со своей ученицей пользуется тотализатором.

— Пользоваться можно зубной щеткой или электробритвой, — кротко сказал Новиков, — а тотализатор используют. В целях наживы, например…

— Попрошу избавить от разъяснений!

— Я тоже.

Ефремов встал и, глядя мимо Новикова, сказал:

— Поскольку вы отказываетесь бороться с Аргунихиным за него самого, я обращусь в Комитет по делам физкультуры. Там быстро разберутся, сделают выводы.

— Как хотите, — сказал Новиков и встал, считая, что разговор окончен.

Но Ефремов еще не поставил последнюю точку.

— Как старший товарищ скажу вам, Новиков, — без огонька работаете. Холодно. Равнодушно.

Гаврикова Новиков застал в самом лучшем расположении духа. Футболисты уже разошлись, электрический вентилятор на письменном столе мягко шелестел резиновыми ушами, седенькая секретарша вытряхивала пепельницу в корзину для бумаг. Смету он пробежал мгновенно, наложил размашистую резолюцию и, дождавшись ухода секретарши, спросил:

— Что там с Олегом?

— В полном порядке, — не дрогнув, ответил Новиков. — А что?

— Тут этот активист, пенсионер этот, землю роет. Ты в курсе?

— Только со слов Ефремова.

— Не верю! — патетически сказал Гавриков и, вынув расческу, пригладил свои стриженные бобриком волосы. — Олег человек слова. Долги отдает, как в аптеке. Час в час. Ну, нравится он бабам, это я заметил, так ты бы ему и сказал, чтобы поаккуратнее, чтобы за пределами учреждения…

— Ефремов хочет сообщить в Комитет. Удержи его. Перед самым розыгрышем лихорадить школу…

Гавриков сморщился как от зубной боли.