Хороший человек

— Да как же ему не знать, когда я с ним в Градец ездила! Я пряжу отвозила и не знала, куда сунуться, так он послал со мной сына, славного такого подростка, тот довел меня до города. Скажи ему только — мол, Неедлая из Есенице шлет ему привет, так... Не забыли ли мы чего? Подумай-ка. Есть ли у тебя какой-нибудь ножичек? На тебе мой, он понадобится, как соль; батюшки, а соль-то чуть и не забыли! Ну, а еще что? Думай! Бетка, возьми это!

Бета положила вещи Мадлы в корзину на спине — будто просто идет в город за покупками — и встала за дверью. Тетка и Мадленка оставались еще в горнице.

— Ну, а четки-то у тебя есть? — снова спросила тетка, лишь бы продлить прощание.

— У меня есть молитвенник.

— Что такое молитвенник? Тебе нужны четки, на тебе мои — с этими я молюсь на сон грядущий. — Старушка вынула четки из того же кармана, откуда перед этим извлекла складной нож, и подала Мадленке.

— Да что же останется вам? Боже, вы все мне отдаете!

— Бери, бери, я же могу взять те, с которыми хожу в костел.

Положив руку на плечо Мадленки, старушка опустила другую в глиняную кропильницу, что стояла у двери, и затем трижды перекрестила девушку.

— Да сопутствует тебе господь бог, и да оберегает он тебя от всего этого, чтоб вернулась ты такою же, какой уходишь.

С этим благословением проводила старушка через порог дочь своего брата, которую любила, как собственную, и долго смотрела еще ей вслед, пока за ней не захлопнулась калитка; тогда она вернулась в горницу, загасила лучину, открыла ставни и, опустившись на колени у окна, сложила руки и стала молиться.

Скоро стал слышен голос не одного уже, а многих жаворонков; утренняя заря разлилась по небу, и золотые лучи солнца озарили темные громады Кладненского взгорья. Деревня стала оживать, но Мадленка с Бетой были уже далеко.

* * *

Бетка, наверно, уже десятый раз вскакивала с лавочки перед корчмой в предместье Яромержа, думая, что едет Гаек; они сидели там целый час, а возчика до сих пор не было.

— Я как на иголках, Бетушка, не пропустили ли мы его?

— Какое пропустили, ведь мы тут у самой дороги сидим; мимо нас и мышь не проскочит. Вы только не бойтесь, Мадла, здесь нас никто не знает, и искать нас тоже никто не будет.

— Как знать, ведь наши уже увидели, что меня нет, как бы за мной не послали.

— И пусть посылают; хозяйка скажет вашим родителям, что отправила вас в Рыхнов к тетке, чтоб у вас горе от сердца немного отлегло. Она скажет матери только через несколько дней, куда вы ушли. А там пусть себе ищут на здоровье.

— А ты, Бетушка, не проговоришься, если вдруг мельник...

— Да я лучше язык себе отрежу, — перебила ее Бетка, — чем хоть словечко промолвлю о вас этому злодею! Не знаете вы Бетку! Пусть себе расспрашивают; да я их вокруг пальца обведу, как маленьких, запутаю, а узнать они ничего не узнают. Ведь это я сказала хозяйке: если вы силком отдадите девочку этому плешивому антихристу, она и до свадьбы не доживет. Золотая моя Мадла, я уж стара и всего лишь служанка, но и я бы за него не пошла, как же вам-то за него идти, такой красавице! Жаль было бы вас отдать такому уроду безобразному — ведь нос-то у него как башня, глаза как у оборотня, прямо так и норовит проглотить человека. Да если бы еще хоть что-нибудь хорошее было, а то ведь, прости господи, дьявольское отродье. На нем после смерти бесы пахать будут!

— Что ты, Бетушка, не говори так. Я, хотя и могла бы хулить его, зла ему не желаю, только бы он меня в покое оставил.

— Что ж, вы добрая душа, да ведь не все такие; вот узнаете немного свет, увидите. Не желаю я вам, правда, больших испытаний, а хочу, чтоб вы попали к хорошим, добрым людям, которые приняли бы вас как родную. Ну, дайте-ка я еще раз взгляну, не едет ли он, — вспомнила Бета и отошла к углу дома, хотя и с лавки они видели всю дорогу.

— Вон едет кто-то: воз точно целая хата, — это он!

— Хоть бы его уж господь принес, — вздохнула Мадленка; она все время боялась, что ее начнут искать и найдут, иначе она, конечно, не спешила бы так.

— Да, это дядюшка Гаек; два воза: один пароконный, другой простой, сам высокий — все сходится точь-в-точь; это не кто иной, как дядюшка Гаек — так мне его в Малой Скаличке и описывали.

— Ах, Бетушка, теперь, когда он здесь, как мне хотелось бы вернуться! Сердце у меня будто надвое раскалывается. Ты-то домой пойдешь, а я останусь тут одна-одинешенька, как липа в поле. И свижусь ли когда с вами — один бог знает!..

— Ах ты дитятко мое бедное, да если б тебя сейчас тетка слыхала, от тоски бы она иссохла вся. И что это вам в голову приходит, как это вы говорите, что не вернетесь? Ведь гора с горой не сходится, а с человеком человек... разве не знаете? Бог даст, снова увидимся в добром здоровье, да я еще на вашей свадьбе спляшу.

— Ну, ты всегда весела и не знаешь, каково мне, — отвечала Мадленка, и глаза ее наполнились слезами.