— Что ж делать: разговоры разговариваются, хлеб естся, вода льется, человеку удастся когда-нибудь от всех забот избавиться. Что смех, что слезы, девушка, выходит одно на одно; так уж лучше будьте веселы и думайте о том, что господь бог с нами всюду.
Возы тем временем подъехали к корчме, где их уже ожидал батрак с сеном, потому что с давних пор в этой корчме около полудня Гаек кормил коней. Хозяин корчмы, уже издали снимая шляпу, тоже вышел из двери, приветствуя гостя. Начался разговор о грузе; корчмарь расхваливал лошадей Гаека, а Гаек все переводил разговор на других коней, как это в обычае у людей подобной профессии. У каждого сословия свои интересы.
— Пойди, Бетушка, заговори с ним обо мне, — попросила Мадлена. — Ты смелей меня.
— А может, нам раньше у его работника разузнать, как да что? Как вы думаете?
— Зачем? Ведь не работник же будет решать; иди, иди, Бетушка, передай ему привет от тетки.
— Да уж идите вы лучше сами, Мадла; ведь вам нечего стыдиться, он такой же человек, как и мы. А ваши слова больше будут ему по душе; идите уж вы сами, а я с ним и без того поговорю.
— Кажется, эти женщины хотели бы с вами поехать, они ждут вас здесь с утра. Поговорите с ними, а я пока приготовлю завтрак, — с этими словами корчмарь вошел в дом, оставив Гаека, к которому уже подходили Мадленка с Бетушкой, перед дверью.
— Если я не ошибаюсь, — начал сам Гаек, — вы хотите подъехать со мной немного?
— Я-то нет, дядюшка, — отозвалась Бета, — а вот нашей Мадле надо бы доехать до Вены, я только провожаю ее.
— Вы, барышня, одна едете в Вену? К знакомым, верно? — с некоторым удивлением спросил Гаек Мадлу, не спуская глаз с ее раскрасневшегося лица.
— У меня там нет ни души: я собираюсь там найти себе работу, — тихо ответила Мадлена.
— Работу! Разве нет у вас родителей или друзей, что вам приходится зарабатывать себе на хлеб?
— Есть у нее родители — мать родная, а отец ее умер, когда ей было девять годков, в Юрьев день тому исполнится восемь лет. Мать вышла замуж второй раз, у девушки есть отчим. Есть у нее еще и тетка. Мадла, что ты должна передать хозяину?
— Милая Бетушка, тетя, наверное, ошиблась, ведь она возила пряжу в Градец уже очень давно и, как рассказывает, ехала вместе с дядюшкой Гаеком. И тетя говорила еще, что у хозяина был сын-подросток, который показывал ей дорогу в Градец.
— Теперь вспомнил, — засмеялся Гаек, — это был мой отец, а я тот самый подросток... С тех пор, конечно, прошло немало лет. Отец мой умер, и теперь дело веду я, а люди по привычке так и называют меня, как отца, дядюшкой; какой же я дядюшка?
— Да ведь это все равно. Так вот, дядюшка, эта самая тетка тоже просит вас взять с собой девушку, к вашей помощи все так охотно обращаются...
— Да и я с радостью каждому оказываю услугу по мере сил, а потому и эту барышню с удовольствием возьму с собой, и если смогу в чем-либо помочь, то обязательно сделаю. Но послушайте моего совета, барышня: если только вы можете остаться дома — останьтесь, а не можете — найдите службу здесь за меньшую плату; не стремитесь служить в Вене — там служба тяжелая. То, что вы заработаете в Вене, достанется вам дорогой ценой, и не одна девушка горько поплатилась за это. Мне жаль вас!
— Я верю вам, дядюшка, — отвечала Мадла, и в глазах ее блеснула слеза, — и я охотно осталась бы дома, но это невозможно, я должна уехать. Потому я и хочу служить и уехать подальше, где люди меня не знают.
— Коли так, я с удовольствием возьму вас с собой. Подождите здесь еще немножко, я скоро вернусь. К первой паре коней не подходите близко: они с норовом и никого, кроме меня, не слушают.
Гаек повернулся и вошел в корчму. «Что случилось с этой девушкой, если ей надо уехать? Почему она так стремится в Вену?» — эти вопросы не раз приходили ему в голову, пока он разговаривал с корчмарем.
— Бетушка, не передавай тете того, о чем он мне тут говорил. Сама понимаешь, она станет мучиться, а там, может, вовсе и не так, ведь не я первая и не я последняя туда иду. А если мне будет плохо, я смогу перебраться в другое место.
— Дай-то бог, да не больно обращайте внимание на его слова: что может мужчина знать о женской работе! Везде что-нибудь да подвернется. Делаю, мол, что могу, и все. А только хороший он человек, этот Гаек, раз дал вам такой совет.
— Кажется; а ты говорила, что он старый, — ведь он молодой!
— Ну, иначе и быть не могло, раз мы сына за отца принимали. Да не так уж он молод; а рост-то! Видно, господь бог потерял мерку, когда создавал его. Когда вы рядом стояли, тебя и не видно было.
— Разве я такая уж маленькая?
— Вы-то как раз в меру, да он великан.
Так они разговаривали, и Мадла еще давала Бете различные поручения, когда Гаек снова вышел из корчмы.
— Якуб, эта барышня поедет с нами, освободи место; спрячем туда ее узелок! — крикнул Гаек своему работнику, поднял с лавки узелок Мадлы и отнес его к возу.
— Я его несла на спине и то устала, а он одной рукой поднимает, как перышко, — удивилась Бетка.
Якуб тотчас влез на меньший воз, а Гаек, взглянув, как он устраивает Мадлу, сам принес со своего воза большую попону.