Хороший день для зомби-апокалипсиса

– Ну да, футболка вот только новая. А что? Удобно… а штопаная там или нет…

– Да всем плевать! – отмахнулся рептилоид, – Проверь, футболка тебе не великовата?

– Думаешь? – я вытаращился на него, – Хотя да, чего это я…

– Великовата, – докладываю рептилоиду минуту спустя, – Не сильно, но в общем, заметно.

– Есть у меня одна идея… – туманно сказал Слава, – а чтоб лишнего не говорить, давай сюда всё барахло, с которым ты с первого дня бегаешь.

– Ага… в голове у меня начало проклёвываться понимание, и не теряя времени, я притащил всё недостающее и…

– … а это-то откуда?

Начатая пачка диетических картонных хлебцев, пять протеиновых батончиков, три батончика мюслишных, «баунти» и «сникерс», банка сайры в масле, банка икры минтая (не самого лучшего производителя), упаковка сухарей с изюмом и маком, упаковка маленьких сушек с маком и всё остальное, давным-давно выкинутое из рюкзака.

– Выкидывал же… – растерянно поворачиваюсь к Славе, – шутишь?! Шуточки, значит?!

– Да нет же! – сморщи физию рептилоид, – Какие, на хер, шуточки! Рост тебе тоже я уменьшил?

– А… ну да, – сажусь обратно, пытаясь собраться с мыслями, – Это что, Система?

– Похоже, – ответил Слава, потирая пальцем нижнюю губу, – Глянь, ты свои вещи как-то по-особому может видишь? Не?

– Заебися пахнет пися, если писе заебися! – прервала моё пучеглазенье Прелесть, спешащая поделиться новообретённой мудростью, – Вова…

Она затормошила меня, дёргая за нос.

– … а у меня пися пахнет заебися?

Прелесть смотрит на меня с ожиданием, явно не вкладывая в это никакого эротического подтекста и контекста. Перебарывая смущение, напоминаю себе, что пикси, по крайнее мере наши, размножаются партеногенезом[23], и о сексе имеют весьма смутные понятия.

– Прелесть, ты вся целиком пахнешь хорошо! – с трудом нашёл я подходящие слова, не греша против истины. Пикси пахнут медвяными цветами и почему-то молоком, а когда вспотеют – соком растений, и тоже вполне себе приятным. Дремать крылатая мелочь предпочитает на рюкзаке, а для общения – садится на плечо или на голову, так что нанюхался…

Подлетев поближе, она оттянула мне веки и заглянула в глаза – не обманываю и я её? Убедившись, что не обманываю, Прелесть полетела к подругам, донимающим кавказского блюстителя морали писклявым хороводом, распевающим на все лады строки про писю, которой заебися.

Не сдержавшись, хрюкаю от смеха, когда Лапочка начала приставать к оборотню с требованием «понюхать». Анвар воротит морду, делая страдальческое лицо, а мы с парнями тихонько давимся со смеху.

– Ничему его жизнь не учит, – философски заметил Илья, не выпускающий из рук газировку и глазеющий на этот летающий цирк не без лёгкого злорадства, – Какая, к чёрту, мораль? Для них писька и жопа – это места, которыми писают и какают! Интереса меньше, чем у детсдовцев! А он разжигает…

Заметив умоляющий взгляд кавказца, вздыхаю, но прихожу на выручку. Минута поиска на Ютубе, и я поворачиваю планшет экраном от себя, включая то самое – легендарное видео.

– «Мы – пикся!» – слышится из динамика, и малявки разом замерли. Глаза у Прелести налились нешуточной обидой. Как? Как я мог привести в дом чужих пиксей?!

– Это ты, Прелесть! – говорю так быстро, как только могу, – Видишь?

Пикси открыли для себя интернет…

– Вова! – догнал меня на улице полный отчаяния вопль, – Оно не работает!

Вылетев из окна, Прелесть во главе галдящей стайки подлетела ко мне, тыкая в нос планшетом. В глазах у неё слёзы, отчаяние и вся боль этого мира.

– Ой… работает, – обрадовалась малявка и полетела назад, – Снова не работает! Вова! Сделай что-нибудь!

– Он и не будет работать вдалеке от меня, – объясняю в очередной раз, пока Бугор давится кашлем и дымом, пряча смеющиеся глаза, – это мой планшет, и я не могу него кому-то отдать, подарить или продать. Артефакт с привязкой.

– Фу-у! – выразила своё возмущение Прелесть, увесисто плюхаясь мне на голову. Бугор раскашлялся вовсе уж туберкулёзно, а я стащил с макушки обнаглевшую мелочь, так и не выпустившую планшет.

– Вот что с тобой делать, чудо? – интересуюсь, держа её перед лицом.

– Чудо, это я! – поправила меня Славкина пикся, глядя на меня, как на умственно отсталого.

– Вот что? – повторяю вопрос, не ввязываясь в бесполезные споры.

– Любить? – подняла на меня глазки Прелесть.

– Кхе…

– Вова! – она вытаращила глаза, – Здесь ТикТок!

Она сказала это с тем придыханием, с каким говорят о чём-то важном.

– У нас совещание, – повторяю терпеливо, – и вам туда нельзя, оно секретное!

– А секретное, это где? – заинтересовалась Сестрёнка.

– Секретное – это разговоры, которые нельзя рассказывать другим.

– Фу-у! – дружно скривились мелкие сплетницы.

– … как вы все знаете, – сидя на Бревне Совета начал Бугор, держа в одной руке дымящуюся сигарету, а в другой большую чашку крепченного кофе, убийственного по такой жаре, – техника у нас начала сбоить.

– Вот уж что не секрет, – пробурчал один из членов Совета, – К делу, Володя, не томи!

– Ни для кого не секрет, – спокойно кивнул тёзка, делая неторопливую затяжку и запивая её глоточком кофе, – ни для нас, ни для Педералиссимуса.