– Как же тебя, бедную, твой предыдущий хозяин засрал, – сетовал я, вычищая из недр машины залежи всякого говна. «Тойота» мигала мне огоньками панели и попискивала сигнализацией, соглашаясь с каждым моим словом.
– Свинота натуральная твой бывший хозяин, – ругаюсь, выгребая окурки, фантики, пачки из-под чипсов и бог весть, какую ещё дрянь, – Недавно ведь чистенькая была… ну ничего, ничего…
Пискнув что-то жалобное, «Тойота» потёрлась о меня передним сиденьем.
– Ко мне хочешь, девочка? Думаешь? – та запищала что-то утвердительное, но я сомневался, – Ты смотри, у нас работа такая, что всё по буеракам и оврагам! Постоянно чиниться и краситься придётся. Может, отдам тебя на Опытной в хорошие руки? Будешь по асфальту ездить, пить вкусный бензин – девяносто пятый, а иногда и девяносто восьмой… а?
– Ладно, ладно, – похлопывая её по рулевой колонке, – приедем на Опытную, поговорим.
Мыл я «Тойоту» уже в сумерках, таская воду в пластиковом ведёрце. Серёга, не без помощи парней, закончил обихаживать БМПшку и раскидывал вокруг стоянки паутинку из слабеньких охранных чар и рунных камней с кровавым начертанием из рыбьих потрохов. Дешёво и сердито, хватит на одну ночь… старая добрая классика!
– Товарищ Вова! – окликнул меня Славка, священнодействующий у костра, – Иди жрать, пожалуйста!
От костра пахну́ло умопомрачающим запахом жареной форели, и в желудке у меня квакнуло.
– Иду, иду! Сейчас, фары протру ещё раз!
– Блять… – плюхнувшись у костра, выругался я, только сейчас осознав весь сюр ситуации.
– Что ж ты на камни-то с размаху… – по-своему понял меня Пирог.
– Да нет… я с машиной разговаривал, прикинь? И она мне отвечала!
– А… – равнодушно отозвался Серёга, – признала, значит!
– Признала… – я вытаращился на друга, – ты знал, что ли?
– Вова, – насмешливо поглядел на меня цверг, – я слесарь! И работал в последние недели именно как слесарь! Естественно, я такие вещи знаю, как старая бабка «Отче наш».
– А Ютуб… – всё не успокаиваюсь.
– Было, – закивал Слава, нетерпеливо дуя на рыбу.
– А… опять я что-то пропустил, да? – обвожу всех взглядом.
– Угум, – замычал рептилоид и зашипел, обжёгшись о слишком горячую рыбу.
– Ф-фу, бля… – перекинувшись пару раз в змея, Славка вылечил язык и снова ухватился за рыбу, – У тебя в эти дни расколбас был по части Наследия.
– А… ясно. Ладно, причина хотя бы есть, а не просто по тупости, – успокоился я.
– А чему ты удивляешься, Товарищ Вова? – ехидно покосился на меня рептилоид, перекинувшийся в нага и уютно устроившийся на нагретых за день камнях, – Ты же техномаг не из последних…
Серёга при этих словах улыбнулся еле заметно, но отмолчался.
– … укротитель диких чайников и повелитель искрящих розеток!
Лёлек и Болек зафыркали осторожно, пряча лица за пустыми кружками.
– Ну, это другое… – промямлил я и задумался. А действительно, какого хера?! Можно сказать, эволюция в рамках Системы! Не Дарвиновская, но… а почему бы и не да?!
Чай допивали уже в темноте, сидя перед костром в медитативном трансе. Этакий походный уют, туризм выходного дня, когда ты уже преодолел и превозмог, осталось совершить последний рывок, и вот он, милый дом…
… и ещё более милый холодильник, душ и особенно туалет!
Спать я укладывался несколько расстроенный, потому что вспомнил, что среди «неразменного» мыльно-рыльного полно всякой фигни, но нет, мать её, обычной туалетной бумаги! А лет через несколько, сильно подозреваю, даже отрывные книжки Донковой станут ба-альшим дефицитом!
Несколько раз меня будила Милашка, требуя то батончиков, то энергетика, то лимонада для лечения подруги. Спросонья я не всегда реагировал правильно, и тогда пикся кусалась – сугубо в воспитательных целях, как я понял из её писклявых нотаций.
– Вова, – разбудил меня писклявый голосок среди ночи.
– Да-да, помню… – не просыпаясь, я достал из подпространства энергетик и батончики, – держи, Милашка.
– Вова! – оказалось, что пикся может быть очень увесистой, когда прыгает тебе на лицо и топчется босыми ножками по губам, – Как ты мог?
Маленькие, но сильные ручки вцепились в мои веки, задирая их вверх, и перед моими сонными глазами показалась Очаровательная Прелесть. А я…
… познал всю силу, глубину и ширину женской обиды! Как я мог оставить такую очаровательную пиксю и интересно приключаться без её, Прелести, участия! И вообще…
– … Вова, – стенала Прелесть, прикладывая к своей груди крохотную ручку, а её губки дрожали от обиды, – ты понимаешь?
Я понимал… то есть, конечно же, я не понимал ни хрена, но был подавлен, разбит и повержен, а ещё – готов на любые репарации и даже контрибуции в её, Прелесть, пользу! Потому что в самом деле… ну как я мог!
Скандал набирал силу, громкость и обороты. Маховики семейных репрессий раскручивались, а я, придавленный виной и женскими слезами, начинал соображать помаленьку, что ситуация выглядит не слишком здоровой!
– Прелесть… – сказал я мягко, прерывая монолог, – ты…
– Блядь! Да ёб твою мать, что это за хуета…