Хороший парень

Наклонившись вперед, Яшка посмотрел на Чижика. Тот втянул голову в воротник демисезонного городского пальто и, притихнув, сжимал холодными коленками чужой сундучок. Видимо, он чувствовал себя немногим лучше, чем сгорбившийся Боярков, у которого заострилось лицо. Но Чижик ни разу не пожаловался, не захныкал, как Боярков, и Яшка проникся к нему уважением. Что ни говорите, а Чижик оказался молодчиной.

Уже завечерело, когда кони остановились возле длинного барака, занесенного снегом, за которым поодаль виднелось несколько домиков поменьше. Из труб вились лиловые дымки. Над одной из крыш гнулись под ветром две антенны.

Человек в оранжевом тулупе выбрался из саней и забросил вожжи на потный круп коренника. Затем подошла вторая пара саней, а за ними и третья, и четвертая…

— Приехали. На тройках с бубенцами, — сказал Яшка и несколько раз присел, стараясь размять ноги. — Боярков, ты не находишь, что этот город для тебя маловат? Ведь ты, кажется, думал попасть в столицу?

— Перестань играть на нервах! — зло сказал Боярков.

— На нервах? Так ты человек нервный? — Яшка округлил глаза. — Вот уж никогда не подумал бы, что у тебя повышенная чувствительность…

В сопровождении человека, одетого в оранжевый тулуп, к ним подходил крупный мужчина с темным, чуть тронутым оспой лицом, и Яшка понял, что это директор МТС или какой-нибудь другой начальник. Твердо выговаривая слова, мужчина сказал:

— Здравствуй, товарищ! И ты здравствуй, и ты! Сколько человек приехало?

— Шестнадцать, — ответил за всех Яшка.

— Пополнение, — сказал мужчина. — Шестнадцать— хорошо. Я Барамбаев, директор. Работать будем — дружить будем. Работать завтра, потом… А сегодня всем отдыхать надо. Правильно?

— Отдохнуть не мешает, — снова сказал Яшка.

— Правильно! — подтвердил Барамбаев. Тут он увидел Надю и сказал: — Девушка? Очень хорошо. Девушка будет жить там. — Он показал рукой на один из финских домиков, в котором уже слабо светились окна. — Все наши девушки живут там.

Яшка помрачнел. В дороге он уже как-то привык к тому, что Надя всегда была рядом, и теперь не хотел примириться с мыслью, что не сможет ее ежеминутно видеть. Он молча взвалил на плечи Надин чемодан и поплелся к домику, на который указал директор.

— Ну, все… — сказал он как-то очень уж безнадежно, опустив на землю чемодан.

Глава шестая. Буран

Барак, казалось, содрогался от густого и сочного храпа. Проснувшись посреди ночи, Яшка услышал, как, ворочаясь на соседней койке, тяжело, с присвистом дышит Чижик, как бушует за окном властный порывистый ветер, дрожит у изголовья мелкой дрожью фанерный ящик из-под макарон, заменяющий тумбочку, и в лад ему тонко позвякивает подернутая ледком вода в граненом стакане. Ночью все звуки были особенно отчетливы.

Так, значит, вот она какая, эта целина!

Плоское белое безлюдье степей, промерзшие бревенчатые стены барака, ветер… Да, пожалуй, нелегко будет привыкнуть к новой обстановке! И это ему, который всюду чувствовал себя, словно рыба в воде! Что же тогда говорить о других?

Он долго лежал, дыша влажным паром, и только под утро забылся тревожным сном. И снова ему привиделась белая степь. Темное небо мягко обволакивало заснеженную землю. Полозья саней легко скользили по пуховой пороше. И ветер набегал волнами, поднимая косые гребни снега и нагнетая вал за валом…

Знакомство с МТС не отняло много времени: ее можно было обойти за четверть часа. Умывшись студеной водой, Яшка вместе с Чижиком еще до завтрака осмотрел ремонтные мастерские, помещавшиеся в соседнем бараке, и заглянул в столовую, которая по вечерам служила клубом. Немногим дольше задержался возле кузницы. Там под навесом стояло с десяток автомашин и цистерн, а на снегу темнели полевые вагончики.

— М-да, хозяйство, прямо скажем, не ахти какое! — сказал Яшка. — Даже тракторов маловато. В общем, не разгуляешься…

Глубоко вздохнув, он в последний раз бросил взгляд на занесенные снегом автомашины и, повернувшись к Чижику, предложил ему вместе зайти к Наде — проведать ее и посмотреть, как она устроилась.

На стук отозвался незнакомый сдавленный голос, приоткрылась дверь. В коридор выглянула какая-то кудрявая девушка с набитым шпильками ртом и, вскрикнув, тотчас скрылась. За дверью завозились, послышались короткие смешки — там, видимо, спешно приводили в порядок постели, — а когда все стихло, дверь снова отворилась, на этот раз уже широко и гостеприимно.

О том, что в этой комнате живут девчата, сразу можно было догадаться по вышивкам и полотняным коврикам, висевшим над койками, по многочисленным салфеточкам и бумажным цветам — этому скудному кружевному уюту общежитий. Надина койка стояла возле окна.

— Разрешите присесть? — Яшка, улыбаясь, опустился на единственную табуретку, с которой девушка в кудряшках поспешно смахнула полотенцем пыль. Вытащил из кармана пачку «Беломора». — Можно?

— Нет, нельзя…

— Даже так? — Он сунул папиросы обратно.