Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая

Мама отчаянно копила добро, была скупая, расчетливая, свирепо берегла все, что можно сберечь. Бывало, заглядывала в помойное ведро, рылась в нем, проверяя, не выбросили ли что-нибудь ценное, а ценным у нее считалось все, что можно хоть как-нибудь применить. Она складывала в сундуки полотенца, скатерти, покрывала, посуду, юбки, блузы, кофты, шапки, туфли – все новенькое, и эти вещи были ее добром, они должны были послужить ей в старости. Иногда я думала, что, защищая свои сундуки, мамуля могла, наверное, убить. Но ее можно понять. Государству она не доверяла. Магазины были бедные, как продовольственные, так и промтоварные. Хорошую еду и вещи нужно было доставать. Транспорт работал плохо. На каждой остановке утром и вечером собиралось море людей, автобусы с трудом трогались с места и ехали очень медленно, тащились, потому что пассажиров набивалось сверх всякой нормы. Втискиваясь в автобус, люди отталкивали друг друга, не глядели, кто тут старый, кто слабый, кто ветеран войны и труда, а кто инвалид или ждет ребенка. Надо же как-то ехать!

То же происходило и в очередях за товарами. Незнакомые люди держались по отношению друг к другу настороженно, вежливости и доброжелательности я видела мало. И это, по-моему, естественно. Откуда же взяться вежливости? А доброте откуда появиться? Люди в СССР действовали, как все. То есть один человек поступал, как другой человек. Если ему грубили, он тоже грубил. Его толкали, он тоже толкался. Если ему никогда не уступали место, то и он выбросил из головы всякую мысль об услужливости.

Самые обычные люди были часто грубы и бесцеремонны. Потому что для вежливости нужны причины и соответствующие условия. Вежливость просто так не появляется. Для нее необходимо такое условие, как удовольствие от жизни. Или большое уважение к своей стране. А когда жизнь неважная, с товарами и услугами плохо, с жильем тоже, то вместо вежливости, наоборот, появляются хамство и развязность. Когда мама приглашала в дом мастера-сантехника, у нее всегда делалось хмурое и озабоченное лицо. Перед его приходом она стелила на пол газеты, снимала с вешалки в прихожей пальто, плащи и уносила в комнату. Убирала из прихожей обувь. И всегда бормотала: «Сейчас завалится! В грязных сапогах, с папиросой, наследит, надышит перегаром, кое-как починит, разведет грязь да еще потребует за это два рубля и опохмелиться». Приходил сантехник, пьяный или с похмелья, наглый, грубый, никогда не здоровался, дымил папиросой, топал в грязных сапогах, кое-как устранял неполадки и всегда говорил: «Я мог и не приходить, потому что я сейчас на больничном, так что давай два рубля за срочность». Мама платила рубль. Сантехник ругался и уходил. Другие мастера из жилищной конторы тоже не были ни добрыми, ни воспитанными. Электрик сразу и бесцеремонно закуривал и ожесточенно огрызался, когда мама делала ему замечание: «Мог бы и потерпеть со своей папиросой! Хоть бы спросил, есть ли тут у кого-нибудь астма!»

Когда мне в лицо говорят, что люди в СССР было поголовно вежливые, добрые и вообще человечные и не уточняют, где конкретно, в каком городе, в какой республике, я всегда думаю: это произносит не иначе как выходец из Советского Союза. Потому что он как раз не вежливый и не добрый. Потому что мое мнение его не интересует. Он мог бы сначала спросить: «А каково, позвольте узнать, ваше впечатление от жизни в СССР?», но ему такое поведение непривычно. Он сразу, без церемоний, объявляет то, что ему хочется, и других мнений учитывать не собирается. Он понимает, что и я тоже жила в Советском Союзе, но попросту отпихивает меня, чтобы протолкнуться самому. Гнет свое, как говорят в народе.

Вот так же грубо и нагло частенько действовали граждане СССР. К примеру, в любой очереди в любом магазине и учреждении люди очень болезненно реагировали, когда кто-то проходил вперед, к прилавку, к кассе или к кабинету, чтобы поглядеть, есть ли такой-то товар в продаже, или что-то спросить, уточнить, минуя эту самую очередь. И всегда раздавались голоса: «Эй, паря, куда прешь? Оборзел? А ну, осади назад!» Или: «Мамаша, ты что, ополоумела? Ослепла? Не видишь – тут очередь». Люди, к которым так грубо обращались, оправдывались, говорили, что они хотели только кое-что спросить, уточнить, но никто им не верил. Их оскорбляли, унижали. Особо ретивые или подвыпившие граждане хватали их за руки и оттаскивали. То есть одни советские люди говорили гадости другим советским людям только потому, что им казалось, что их могут обойти, обмануть, облапошить. Только лишь казалось, не больше. Иначе говоря, советские люди не доверяли друг другу. Они видели в другом человеке скрытого наглеца и хитреца и наглели сами. Лили словесную грязь. Гнули свое. Хамили, грубили.