Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая

Помню, что уже в восьмом классе, то есть в пятнадцать лет я твердо решила, что буду стремиться к достатку, чтобы в моем доме были красивые посуда и мебель, ковры, магнитофон, цветной телевизор и все остальное. И чтобы вещи у меня были самые лучшие, заграничные. Я мечтала обеспечивать и маму с папой. Хотела, чтобы мой папочка носил модный кожаный пиджак, а мамуля – кожаное пальто. Поэтому я решила поступать в торговый институт. Но вышло так, что я после школы поступила сначала в торговый техникум, на заочное отделение, а после техникума сдала экзамены в институт, и тоже на заочное. Потому что мой папа заболел, ушел с работы и стал получать только пенсию по инвалидности. И с мамой тоже случилась беда: она поскользнулась, упала, повредила колено и сделалась хромой. Ходила очень медленно. И я пошла работать в молочный магазин, чтобы обеспечивать себя и родителей.

В молочный магазин меня взяли по знакомству. Директор магазина доверял только своим, проверенным людям. Заведующий, товаровед и продавцы – все были только свои люди. И вот я пришла в этот магазин и говорю: «Возьмите меня на работу», и после этого тихо объясняю, кто меня прислал. Директор куда-то позвонил, с кем-то коротко поговорил, проверил мои слова. И принял меня продавцом-стажером. А всем другим людям, кто хотел устроиться к нему на работу, он вежливо говорил: «Увы, штат магазина полностью укомплектован. А нарушать закон, сами понимаете, я не могу. Обратитесь в другое торговое предприятие». Устроиться на это место мне помогла мама, а ей помогла та самая заместитель директора оптовой базы, которая привезла из Москвы роскошную люстру.

В нашем магазине все имели дополнительный заработок, и это было самое важное. По инструкции все молочные продукты поступали в магазин строго в опечатанной таре, с пломбой, и, опять же, по инструкции, пломбу с этой тары продавцы обязаны были срывать только в торговом зале, на глазах у покупателей, да еще в присутствии должностного лица – заведующего. И так и было: каждый новый бидон или ящик появлялся перед покупателями строго опечатанный, с пломбой. Только вся молочная продукция была уже другая, «подготовленная» к продаже. Потому что все пломбы срывались еще до открытия магазина, в служебном помещении, а потом умелые руки возвращали их на прежнее место, и ничего не было заметно.

Сметану разбавляли кислым молоком, кефиром. Из бутылок, запечатанных цветной фольгой, иглой выбирали четверть объема продукта и той же иглой вкачивали воду. Сливки разбавляли молоком. Творог, особенно сладкую творожную массу, разбавляли также кефиром. Молоко в бидонах разбавляли водой. Кроме того, все весы на прилавке были перенастроены. Весовые гири тоже были «хитрые», просверленные и аккуратно запаянные. Сто грамм сливочного масла на наших весах были ста десятью граммами и даже больше.

Мы воровали продукцию у государства, обкрадывали покупателей. Мы обманывали всех – детей, стариков, инвалидов. Нам ни до кого не было дела. А почему? Потому что мы не думали, что воруем, крадем, мошенничаем. Мы ни за что так не думали. Ни о каком преступлении мы не рассуждали, себя не укоряли, и ни о каких муках совести никто из нас никогда не слышал. Мы всего лишь использовали «возможности». Сметана в нашем магазине была жидкая, как кефир, творог был вязкий, а не рассыпчатый. Но нам было все равно, что уносят из нашего магазина наши советские граждане. Мы думали, что все так живут. Каждый в СССР ищет «возможности», а уж если нашел, то использует их. В Советском Союзе, наверное, не тащили и не воровали только в тех случаях, когда нечего было воровать и тащить. Встречались, конечно, и идеально сознательные граждане, но таковых было немного. Я за всю жизнь встречала только одного такого человека. Он начитался романтической литературы и потому стремился не к достатку, а к другим идеалам. Выглядел как малоимущий, жил одиноко и бедно, как те, кто по решению суда выплачивал ущерб или по исполнительному листу алименты. Все остальные мои знакомые мечтали об обеспеченной жизни.

Одна моя одноклассница после школы устроилась на предприятие, но всего через три месяца ушла оттуда. Ей там стало тоскливо: зарплата невысокая, грязь, рутина, коллектив неважный, люди строго следят, чтобы каждый новичок страдал, как страдали когда-то они, очередь на квартиру на десять лет, а то и больше. Она устроилась на другое предприятие, но и там все то же самое: очередь на получение жилья бесконечно длинная, квартира «только в перспективе», зарплата – девяносто рублей, грязь, скука, интересных молодых мужчин нет. За год она поменяла три места работы, а потом кто-то помог ей устроиться в пункт приема стеклотары. И вот там-то жизнь ей и улыбнулась.