Помню, перед смертью мамы я навещала ее в больнице. Часто после этого я стояла на улице и смотрела на окна ее палаты. На душе было тоскливо. Мама тяжело болела, лечение не помогало, уход за больными был жалкий, мизерный. Медицинский персонал не скрывал к больным своего равнодушия. Я как могла задарила нянечек и врачей: кому ликер, кому коньяк, кому конфеты. Маме выдали новое одеяло, перевели в трехместную палату… И вот я стояла и смотрела на окна больницы. И тут на дороге появился грузовичок – он ехал, огибая рытвины и ямы, а затем остановился как раз напротив больничного корпуса. Из него выскочил водитель и заорал: «Лю-ба! Люба! Да выгляни ж ты, чтоб тебя!» Из окна высунулась какая-то женщина. И водитель стал орать во все горло: «Звонила твоя мать, она приезжает в четверг! Слышишь? В четверг! Спрашивает, что привезти. Поняла? Что привезти? Ну, услышала, тетеря?» Женщина была слабее – ей пришлось три раза крикнуть: «Пусть привезет бигуди». Я сказала водителю: «Вот взяли бы и зашли в больницу. И не пришлось бы так орать. Вызвали бы жену на первый этаж, спокойно поговорили бы». Я ничего не сказала о невежливости и бесцеремонности. Но водителю и этого оказалось достаточно – он пришел в ярость и обозвал меня такими словами, которые сейчас повторить немыслимо. И это не просто случай, эпизод. Это еще одна примета советского времени: люди в СССР ожесточенно реагировали на замечания. Иногда просто зверели. В нашем городе, сколько помню, всегда так было. Почему так?
Вернуться в Советский Союз я не хочу. Самая богатая ресурсами страна в мире была бедная, захудалая, судя по уровню жизни ее граждан. Печальный парадокс. А я считаю, что это не только парадокс, а дьявольщина! Чтобы иметь достаток, в СССР снова пришлось бы воровать, обманывать, тащить и хитрить. И снова пришлось бы забыть о совести. А я так жить уже не могу. Это не по-христиански».
До чего же уютный и прекрасный это был мир – наш цех и коллектив художников! Все были вежливые, улыбались. Приходя на работу, мы шутили, хохотали. Самыми легкими и доброжелательными были старейшие работники. Не унывали ни по какому поводу. Впрочем, в нашем чудесном мире, в котором мы жили, уныния никогда не знали. Цех был просторный, светлый. Окна большие и чистые. В горшках росла герань, кто-то принес из дома кактусы. Кругом чистота и порядок. Пахло красками и лаком, керамикой. В перерывах мы пили чай с пряниками, конфетами, вареньем, слушали радиопередачу «Концерт по заявкам». Никогда не видела ни одной ссоры. Не помню ни интриг, ни упреков, ни оскорблений. Даже когда кто-нибудь приносил в цех интересную книгу, детектив, сборник зарубежной фантастики или какого-нибудь Сетона-Томпсона, и мы «становились на нее в очередь», то есть договаривались, кто следующий будет ее читать, мы делали это весело.
Никто не терзал себя рассуждениями о трудностях жизни. Если и были какие-то трудности, мы их не замечали. Ведь главное – это жить дружно, приносить пользу, заниматься любимым делом. А мы именно так и жили. Обожали свою работу. Денег всем хватало, кроме того, всегда можно было воспользоваться кассой взаимопомощи. Идешь в профком, подаешь заявление, и тебе выдают до тридцати рублей. Но можно было взять и крупную ссуду, пятьсот рублей. И, разумеется, беспроцентную!
В дни летних отпусков многие наши работники отправлялись на юг, к морю. Возвращались счастливые, загорелые, привозили тамошнюю расписную посуду, и мы ее внимательно разглядывали, сравнивали стиль, качество.
Мы жили легко и потому счастливо. Не стремились носить непременно модную и заграничную одежду, обходились обычными вещами отечественного производства. Иногда шили сами. Вязали дома, перед телевизором, кофты, шарфы.