Хоспис

Седого мужика, лохмы в крови, довели до пикапа. Он качался. Под ногами у него расплывалась кровь. Кровь лилась по изрезанному телу. Он все повторял, теперь уже беззвучно, губами, я видел: харам, харам. Его схватили и подняли на руки. Будто хотели увенчать, как триумфатора. Я зажмурился. Открыл глаза. Мой шейх беспомощно, детскими круглыми глазами глядел на меня. Мужика посадили на капот пикапа, он судорожно вцеплялся в капот. Не удержался, скатился с него. Шлепнулся наземь. Валялся на земле, как раздавленный. Будто по нему проехал танк и раздавил его гусеницами. Уже не человек, мясо. Я представлял, как ему хотелось быстрей умереть. А вокруг кричали, выкрикивали одно слово, я все равно не понимал. Шейх мертвым ртом проронил: "Они требуют не сразу его убивать. Помучить. Помучить подольше". Ненависть, она правит миром. Батя, только она! Никакая не любовь! Любовь, это сказки для детишек. Ненависть, вот что толкает людей вперед. Ненависть и зависть. Зависть, да! К тому, что тот, другой, живет лучше. Что он талантливей. Что его замечают, а тебя нет. Что он богаче? Да нет! Плевать на это богатство! Любые деньги можно заработать! Или украсть, вот как я крал! А зависть к тому, что он – сильнее. Сильнее, чище тебя. Что в жизни, в мире он может – и делает – больше, чем ты, слабак. И подавай не подавай ему руку – не примет он ее! Проси не проси он у тебя, слабака, прощенья за то, что он сильнее – не примешь ты этого прощенья! Не нужно оно тебе! Потому что ты его ненавидишь. И будешь ненавидеть до скончания дней своих!

И, ненавидя его, умирая от зависти и ненависти, ты всю жизнь будешь ему, сильному, – мстить. Пока не уничтожишь! Не сотрешь в порошок!

Пока, вот как сейчас, как мужика этого седого, в грязи и крови, несчастного, могучего правителя, а обзывают его тираном и дрянью последней, – не убьешь.

Раздались бешеные гудки. Подъехала машина с красным крестом. Шейх затряс губой и прошептал: "Друг, я ничего не могу сделать. Ничего". И тут скрючился, и лицо в толстые руки упрятал. И так стоял. А я обнимал его за толстые потные плечи. А вокруг все вопили на этом их заковыристом языке, я-то неспособный к языкам, я в школе еле-еле английский осиливал да так и не осилил, какой уж мне арабский. Мужика, всего в крови, стали заталкивать в скорую помощь. Вдруг мой шейх как ринется вперед! И прорвал людской заслон, и – к нему. Пляшет вокруг повстанцев отчаянно. По-арабски кричит. На мужика указывает. Шейха толкают в грудь. Он отшатывается и чуть не падает. А я стою за целой стеной людей. Все орут, стреляют. Мужика уталкивают в машину, и шейх глядит на него, глядит, как хлопает дверца, на кровь на асфальте. На то, как выруливает из толпы скорая помощь, уезжает. На выхлопные газы, их жаркое марево. Шейх медленно повернулся, растолкал локтями людей, ничтожный мусор, и подошел ко мне. Я стоял столбом. Меня все это пришибло, честно. Он обнял меня и повис на мне всем телом, грузным, жутко тяжелым. Я еле выстоял. Поддерживал его, и у меня было чувство, что я поднимаю штангу. Он выдохнул мне в ухо, как пьяный: "Все, он там уже умер, умер, Муаммар". У меня рубаха враз вымокла от его слез. Он плакал не стыдясь, и теперь уже настоящими слезами. И слюну пускал, как младенец, от горя, и даже волком подвывал.

После такого, чему мы оказались свидетелями, не грех и террористом стать. Что такое убийство? Когда человек мстит человеку. Месть бессмертна. Ты меня обидел – я обижу тебя. Только вдвое больнее. Так обижу тебя, щенка паршивого, так отделаю, век не забудешь! А имя мое – век будешь помнить! Никогда не забудешь! А я тебя, дрянь такую, забуду! И губы мои никогда больше имя твое не вылепят! А еще лучше, знаешь-ка, я тебя убью. Так вернее будет!

Мы все вопим: терроризм! терроризм! А может, бать, терроризм просто-напросто месть. Одного народа – другому! Так все просто. Ты плюнул мне в лицо – я тебя убью! Ты обозвал меня вонючим арабом – я тебя убью! Обозвал Бога моего расписной куклой – так я же убью тебя, за Бога своего! И костей не найдут! И не только твоих, но и твоего народа! Всем вам каюк!

Вот это и есть месть, батя. Война, это тоже месть. У тебя страна лучше, я хочу ее завоевать. Я отомщу тебе только за то, что твоя земля богаче, и фрукты на ней у тебя растут слаще, и бабы твои красивее, и народ твой веселее; а я всем раззвоню, что народ твой глупый и грязный, бабы твои уродки, овощи-фрукты у тебя гниль одна, у зверей чесотка и парша, птицы дохнут на лету, а земля твоя – оглодыш сухой, высосанная кость, никому не нужная, и даже Богу твоему. И пойду на тебя войной! Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать! Помнишь такую басню? Я в школе учил.