Хоть в СМЕРШ, хоть в штрафбат! Оружие Возмездия

«Наши лазаретовские живы остались! Не все, конечно, несколько тяжелораненых померли – зато остальные каким-то чудом, иначе не скажешь, уцелели. Ты ведь знаешь: немцы никогда не отличались особой гуманностью – но тут у них какой-то сердобольный начальник оказался. Мне потом мой приятель военврач рассказывал (он тоже побывал в плену вместе с лазаретом): пожилой немецкий гауптман даже приказал выдать им какую-то кормежку – дрянную, конечно, но все же с голоду не померли. Вот… А на следующий день приехал наш дивизионный «особист» капитан Ковальчук – редкая сволочь, откровенно говоря; «разборки» начал наводить. Как же: почти неделю у немцев в плену пробыли! А что сказал товарищ Сталин? В Красной армии пленных нет – есть трусы и предатели!

Короче, арестовали весь медперсонал вместе с ранеными, кто на ногах мог держаться, всех, кто у немцев эту неделю пробыл, включая приятеля моего военврача Мишку Соколова. А когда отправляли их скопом в арестантской фуре в Особый отдел, я и не выдержал. Глупо, конечно… Только ведь все прекрасно понимали, куда их везут: из Особого одна дорожка – трибунал. А там или лагеря, или штрафбат – что почти на сто процентов верная смерть. Ну, я и «сорвался»: врезал на виду у всей роты по морде этому Ковальчуку, крысе лагерной. (Говорили, до войны он в охране лагерной служил.) А поскольку я хоть и бывший, но боксер – челюсть особисту сломал. Естественно, меня тоже под арест. Посадили до утра в какой-то сарай недалеко от штаба батальона – до особого распоряжения. Ночью ко мне старлей, мой командир роты, пришел (часовой был тоже из нашей роты) – так и так, говорит, плохи твои дела, Яковлев. Комполка насчет тебя звонили из Особого отдела дивизии. Решили завтра прямо на передовой устроить показательный суд – чтоб другим неповадно было. Тем более ты у них числишься как социально враждебный элемент – как-никак, сын белогвардейского офицера…

Поблагодарил я ротного за предупреждение – для такого поступка тоже немалое мужество требуется. Потом пораскинул мозгами и понял: похоже, выбора у меня уже нет. Показательный суд – это верная смерть. Приговор тут только один: расстрел перед строем.

В ту же ночь я ушел к немцам…»

Закончив рассказ, я налил себе полстакана немецкой водки и залпом выпил, не закусывая. Потом Цейко негромко спросил:

– Ну и к чему ты рассказывал эту историю – да еще с присказкой насчет будущего России?

– Да к тому! Поверишь, я ведь тогда на русском народе вроде как крест поставил – пусть я и сам русский! Взять, к примеру, этого Ковальчука – сколько он безвинных людей под «вышку» подвел, да каких – героев-фронтовиков! И все молчали…

– Тьфу на тебя! – резко оборвал меня собеседник. – Заладил: там молчали, тут молчали! Один ты у нас храбрый восстал против сталинского деспотизма – герой кверху дырой! По-моему, душа у тебя не на месте, и ты просто ищешь себе оправдание…

– Погоди, Евсеич, дай договорить. Я ведь не к тому, что я такой-рассякой – «самый смелый». Я о другом… Я тогда как рассуждал: народ наш окончательно запуган, деморализован и превращен в колхозных рабов – изнутри его уже не расшевелить. Тут внешняя сила нужна – вроде немцев. Думал, скинут они большевиков, а там и надежда появится на возрождение России.

– Как же, эти возродят, дождешься!.. – недобро усмехнулся Цейко, закуривая очередную сигарету. – Хотя, чего греха таить: многие на немцев надеялись… Я одного не пойму: к чему ты клонишь? Насчет победы высказался – как о первом шаге к освобождению от большевизма. Бред!

– Не торопись с выводами. Ты уже третий год как в тылу у немцев безвылазно сидишь. А я, между прочим, не так давно с «той стороны» вернулся.

– Интересно, что там могло измениться? – с ухмылкой спросил Цейко.

– Народ изменился! Те солдаты, офицеры, да и гражданские люди, с которыми я общался там, за линией фронта – это уже не прежние бессловесные «массы». Это будущие Победители, понимаешь?! Сейчас уже все ясно: Россия победила в этой страшной войне. Народ, русский народ победил! А до этого вся Европа, между прочим, под Гитлера легла: французы, поляки, датчане, бельгийцы – все! Все легли!

– Мы с тобой тоже, – вставил реплику Цейко. – Так, что ли?

– Может, и так! Только я не об этом. Я что хочу сказать: победа в этой войне – это как момент истины! Понимаешь?! Рабы никогда не сумели бы подняться до таких высот духа! Люди, наконец, разогнулись, в глазах гордый блеск появился – они Победители! Улавливаешь?!

– Не совсем. Ну, победители – что из того? Коммуняки уже сейчас орут: «Под мудрым руководством дорогого вождя и родной партии!» Они и победу у народа украдут – как все остальное!

– Не скажи. Тут все гораздо глубже… Пойми, Евсеич, народ-победитель – это уже другое состояние нации. Пусть не они, так их дети рано или поздно сбросят эту безбожную власть!