А вот Василий выжил. Ночью, услышав слабые стоны, солдата подобрала немолодая женщина из местных: вместе с соседкой она волоком дотащила бойца до своей хаты неподалеку от железнодорожных путей. Здесь он пробыл почти два месяца: с трудом, но выходила Василия простая русская баба, рискуя жизнью, скрывая от немцев и местных полицаев. Она же свела его с подпольщиками, и в октябре Василия переправили в лес к партизанам. Два года он храбро сражался в отряде «Народный мститель», а на исходе 43-го года вновь влился в ряды наступающей Красной армии.
О том, что Василий жив, Цейко узнал случайно летом 44-го. Редкую фамилию с инициалами сына он случайно увидел в распечатке абверовского радиоперехвата фронтового эфира: командир одного из советских стрелковых полков запрашивал в штабе дивизии дополнительные данные на группу вновь прибывших офицеров. Среди них фигурировал младший лейтенант Цейко Василий Петрович, 1911 года рождения, уроженец хутора Степной, что на юге Украины. Сомнений почти не оставалось – по всем данным, это был старший сын – у отца даже дыхание перехватило! Тем не менее тут могло быть и редчайшее совпадение. Никак не афишируя свой личный интерес, Петр Евсеевич в течение последующего месяца скрупулезно, буквально по крупицам собирал из всевозможных источников разведданные по личному составу интересующего его полка, в котором предположительно служил его Василий. И в конце концов окончательно убедился: младший лейтенант Цейко В.П. – действительно его сын! При этом данный факт от немцев он скрыл, что само по себе являлось серьезным должностным преступлением.
Я же узнал эту историю недели полторы назад: не выдержал Петр Евсеевич, поделился со мной своей радостью, а в то же время и болью. «Что же получается, – сказал он тогда с каким-то душевным надрывом, – выходит, теперь я не только с большевиками, но и с собственным сыном воюю…»
– Минут через пятнадцать будем в Аугсбурге! – прервал мои воспоминания унтерштурмфюрер Ланге.
Я молча кивнул. Теперь мои мысли полностью переключились на предстоящее свидание с моим мальчиком. Сколько же мы не виделись? Последний раз я посещал приют в начале января, после возвращения из командировки в Латвию – получается почти полтора месяца назад. Вспомнит ли сынуля своего «блудного» отца. Вряд ли… Уж больно мал: всего-то десять месяцев от роду. А вдруг все-таки не забыл?
Тогда же, в начале января, я побывал на могиле у Евы: жену похоронили в соседнем городке Вюртбурге. «В этот раз даже не успею посетить ее могилку, – подумал я с досадой. – Проклятая война! Когда же все это кончится?..»
Неожиданно раздался скрип тормозов, и я чуть не стукнулся лбом о ветровое стекло: наш «Опель» внезапно остановился.
– Черт бы побрал этих жандармов! – выругался Ланге.
В скупом свете автомобильных фар я увидал стоящего посреди дороги рослого солдата в каске и со «шмайссером» на груди: поверх шинели отчетливо отсвечивала покрытая люминесцентным составом нашейная бляха фельджандармерии. В правой руке он держал, отведя чуть в сторону, специальный жезл регулировщика. Неподалеку на обочине шоссе почти неприметный в темноте припарковался такой же, как наш, пятнистый легковой «Опель». Из него неспешно вышел офицер фельдполиции в длинном кожаном плаще и фуражке с высокой тульей, позади его сопровождал автоматчик. Приблизившись к нам, офицер взял под козырек, но вышедший из автомобиля Ланге возмущенно заговорил первым:
– Вы что, лейтенант, не видите номера «СС» и специальный пропуск?!
Действительно, на ветровом стекле нашего «Опеля», с правой стороны, отчетливо выделялся белый картонный бланк с красной поперечной полосой: такие спецпропуска разрешали беспрепятственный проезд по всем дорогам рейха в любое время суток – в том числе в ночное время, когда действовал комендантский час.
– Прошу прощения, господин унтерштурмфюрер, – спокойно отреагировал полицейский, – но, согласно последнему приказу коменданта укрепрайона, в особых случаях мы имеем право проверять всех без исключения.
– Что за приказ! Я о нем ничего не знаю! – явно «закипая», повысил голос Ланге. – Предъявите ваш мандат на право проверки спецтранспорта!
Чувствовалось, что высокомерный эсэсовский молодчик не привык к подобным проверкам со стороны «каких-то» полевых жандармов. Однако немолодой лейтенант, судя по всему, был настроен вполне дружелюбно. Не вступая в лишние пререкания, он достал из внутреннего кармана плаща какую-то бумагу, развернул и протянул Ланге. Тот бегло просмотрел ее, поднеся к свету фар, затем молча вернул назад.
– Лейтенант жандармерии Вальтер, – представился офицер. – Командир 342-й команды окружной фельдкомендатуры.
– Унтерштурмфюрер Ланге, – буркнул эсэсовец, передавая полицейскому свои документы. – Если не секрет, из-за чего весь этот переполох?
– В лесополосе в десяти километрах к югу от Аугсбурга этим вечером найдены несколько наспех спрятанных парашютов. По всей видимости, прошлой ночью выброшен вражеский десант – скорее всего, диверсанты. Вот, ищем, – охотно пояснил Вальтер.