Хождение Джоэниса. Оптимальный вариант

Шпион обдумывает всё и так, и сяк и наконец находит ключевое слово: якобы. Карта только кажется не имеющей отношения к реальности! На секунду он едва не поддался заблуждению. Создателям карты почти удалось провести его, мастера притворства и обмана, который всю жизнь выведывал их секреты. Теперь, однако, ему всё ясно. «Они пытались надуть меня с помощью моих же трюков!».

Под этим шпион понимает, естественно, образ мыслей, аналогичный его собственному. Он даже польщён. Дурное настроение, вызванное расхождением между картой и реальностью, бесследно испарилось. Он бодр, энергичен, готов к любым трудностям и полон решимости расследовать возникшую проблему до конца.

«Рассмотрим факты и то, что из них следует, – говорит шпион сам себе. – Прежде всего, могу сказать определенно: эта карта важна. Всё, что я о ней знаю, и весь мой опыт позволяют сделать такое предположение. Мне также известно, что она якобы не отображает реального положения вещей. Совершенно очевидно, однако, что между ней и зданием, которое она должна описывать, существует некая взаимосвязь. Какая именно? И что на самом деле представляет собой карта?»

После секундного размышления шпион приходит к умозаключению: «Вывод один – в неё вплетен какой-то хитрый, искусный шифр, который должен ввести непосвящённого в заблуждение. Те, для кого предназначена карта, знают об этом, а мне данное обстоятельство было неизвестно – до настоящего момента».

Тут шпион выпрямляется во весь рост и добавляет: «Тем не менее я всю свою жизнь занимался разгадыванием шифров. Ничто другое так меня не занимает. Можно сказать, я был рожден, чтобы их распутывать. И вот провидение и случай привели меня сюда с этим важнейшим закодированным посланием в руках!»

Шпион приходит в возбуждение, почти в восторг. Однако затем спрашивает себя: «Не слишком ли категорично я принимаю с самого начала, что карта настоящая, только лишь зашифрованная? Не напрасно ли отметаю заранее другие возможности? Ведь мне на собственном горьком опыте известно, как изворотлив человеческий мозг. Я сам тому живое подтверждение – только благодаря моему хитроумию мне удается оставаться незамеченным посреди сонмища врагов и добывать их секреты. Памятуя об этом, разве справедливо отказывать им в праве на подобное же коварство?»

Тогда он говорит себе: «Хорошо. Хоть разум и инстинкты подсказывают мне, что карта во всех отношениях подлинная, а меня ввело в заблуждение лишь отсутствие ключа к шифру, нужно признать и такую возможность – какая-то информация здесь фальшивая, а какая-то настоящая. Подобное предположение вполне обоснованно. Очевидно, чиновника, у кого я выкрал карту, интересовала лишь истинная её часть. Вооружённый неким изначальным знанием, которым я не обладаю, он следовал только ей, насколько это ему было необходимо для выполнения своих обязанностей. Он заурядный скучный служака, карта и шифр как таковые ему не интересны; ему нужно всего-навсего добраться по ней до своего кабинета. Сама карта и искусно переплетённая с ней ложная часть его не волнуют. Последнюю он просто игнорирует. И неудивительно. Работа чиновника никак не связана с картами, ему так же нет дела до их природы, как мне – до мелких деталей того, чем он занимается. Как и у меня, у чиновника нет времени вникать во всё, что его прямо не касается. И он спокойно пользуется картой, не принимая её близко к сердцу».

Шпиона искренне поражает и даже печалит мысль о том, что кому-то может быть совсем не интересна карта, на которую смотришь каждый день. Какие странные все же существа люди! Чиновник подходит к ней чисто утилитарно, не задаваясь вопросами о её тайнах, тогда как шпиону доподлинно известно, что главное как раз – понять в полной мере, что она собой представляет и что она отображает. Только в этом случае он постигнет остальное и перед ним откроются все секреты здания. Истина столь очевидна, что отсутствие интереса кажется просто непостижимым. Стремление узнать о карте как можно больше для шпиона настолько естественно, необходимо и универсально, что он видит в чиновнике чуть ли не представителя какого-то другого биологического вида, не человека.

«Ну нет, – возражает шпион сам себе. – Это заблуждение. Наверное, разница между нами в наследственности, влиянии окружающей среды или ещё в чём-то подобном. Не будем зацикливаться. Мне прекрасно известно, как странно и непостижимо способны вести себя люди. Даже шпионы, которых легче всего понять, по-разному смотрят на вещи и действуют неодинаково. Мы вообще живем в странном мире… Что я знаю об истории, психологии, музыке, искусстве, литературе? Да, я могу, конечно, поддерживать связный разговор на все эти темы, однако в глубине души сознаю, что совершенно в них не разбираюсь».