чтобы я получил, если бы послал деду таблицу логарифмов или порнографический
журнал, мне резко поплохело. Огромная, мерзкая, зеленая жаба, щедро декорированная
бородавками по всей шкуре и пахнувшая застоявшейся водой и тиной, сомкнула на моей
тощей шее свои холодные, скользкие лапы…
Глава 17.
Вдоволь взгрустнув о несбывшемся и налюбовавшись на новенький вклад в
копилку, я полез прятать свои сокровища. Заодно, чтобы не таскаться лишний раз,
привычно прошлепал к своему саду-огороду и набрал очередные три пакета
плодоовощной продукции. Но не много, скромненько так, чисто в представительских
объемах. А то я весь урожай вместо закромов Родины черт его знает куда загноблю.
Оставив пакеты около трансформаторной будки, спустился к телефону и сделал
звоночек.
-Ты чё сегодня так рано, Афанасий? – зевнул в трубку дежурный офицер, -
Случилось что?
-Да что тут у меня может случиться? – Я не удержался и тоже зевнул. – Просто встал
ни свет, ни заря… дел полно. Битва за урожай начинается у меня, понял? А ты давай не
спи на посту! Ишь, раззевался. Пиши - “333”, есть? Ну, пока. До новых встреч в эфире.
Весь груз тащить было неудобно, и один пакет с яблоками и грушами пришлось
оставить наверху, у будки. Заберу потом. Когда полезу к 11-ти часовой отправке. Весь
увешанный пакетами и обремененный тяжелой шкатулкой, еле-еле пролез по своему
кротовьему ходу в тир. За мной процарапался когтями Кошак. У-у, лодырь! Хоть бы помог
тащить! Убрал шкатулку в стол к остальным сувенирам, выложил пакеты, бегло все
осмотрел. На объекте был образцовый порядок. Я вынул из кармана фонарик, выключил
свет, позвал Кошака и полез обратно, на солнышко.
Спускаться снова под землю не очень-то и хотелось, дело с отправкой пакетов по
трем оставшимся адресам представлялось мне все более и более бесперспективным.
“Адресат выбыл”, скорее всего… Молчат они там, на том конце, как рыба об лед. Но, – раз
решил, значит - надо делать. Хотя, по-хорошему, бросать надо эту бодягу – явный
бесполезняк и перевод продуктов! Придут пакеты обратно – надо будет сварить компот,
что ли… Не пропадать же добру.
Так, бурча себе под нос, я затащил в тир последний, еще горячий от солнца пакет,
положил его на стол отправки и занял позицию стороннего наблюдателя за разгорающейся
точкой подходящего к остановке трамвая. Машинально поглаживая кота по голове, я
отвернулся от набиравшего яркость и приближающегося шара и, от нечего делать,
посмотрел на завалившийся на бок пакет с фруктами. Из пакета, видимо привлеченный
разгорающимся ярким светом, неспешно царапаясь по полиэтилену и шурша голенастыми
ногами, выбрался крупный кузнечик. Кошак замер и перестал урчать. Тело его напряглось,
а мое сердце вдруг дало перебой. Кузнечик чуть-чуть приоткрыл свои крылышки, показав
нежно-розовую подкладку, присел на длинных, сухих ногах, повилял задницей, как бы
примериваясь, и… прыгнул к накатывающему на него шару! А Кошак, сволочь этакая,
взвился из-под моей руки ему на перехват! Как вратарь за посланным в девятку мячом… Я
заорал и скакнул за ним. Но мои ноги меня подвели… Я запнулся и начал падать. Шар
надвигался на меня, как тепловоз на Анну Каренину. “Трындец…” – успела мелькнуть
мысль. И – все! Я зажмурил глаза… Воспоминаний о манной каше, первой сигарете,
первом поцелуе и первом выговорешнике не было. Был испуг и сожаление о краткости
моего жизненного пути. Тело обдало морозом неконтролируемого ужаса...
…тело обдало холодом, и все звуки как обрезало. Глаз я не открывал – было просто
страшно. Меня пробило цыганским потом, сердце бешено стучало в груди. Вдруг,
перебивая мое судорожное дыхание, раздался хрустальный звон, и я услышал какие-то
звуки.
Ну, что же… глаза-то придется открывать. Не просидишь ведь всю жизнь,
спрятавшись от своих детских страхов под одеялом. Да и живой я вроде… Мертвые ведь
не потеют. Снова раздался хрустальный звон, и я чуточку приоткрыл веки. Как китаец…
Меня окружал молочно-белый свет. Не яркий, приглушенный. Глаза он не резал. Я
приоткрыл их пошире. В позе плода в утробе матери я скорчился в белой сфере. Поза была
немного унизительна. Я же не дитё какое. С кряхтением приподнялся на колени. Потом
встал, пригнувшись. Шар опять удивленно звякнул и… - вырос в диаметре! Да еще и
обрел прозрачность! Я осмотрелся.
Верите ли – я все еще находился в своем подвале! Шар стоял в тире. Стоял, вы
понимаете! Через ставшую прозрачной оболочку шара я отлично видел Кошака, который,
мотая башкой, догрызал бедного кузнечика, увлеченно дирижируя себе хвостом, столы,
стулья, штативы. В общем, все, что было в подземелье. Я выпрямился. Помирать было еще
рановато. Надо бы сначала разобраться – где, что и почем…
Опять пропели хрустальные колокольчики. Я судорожно завертел головой в попытке