Хозяева ямы

Я знал, насколько опасным может оказаться дело, если я направлю это нездоровое общество по пути к настоящим техническим достижениям, но притворился, что согласен. При этом я имел в виду, что у них нет достаточного количества инструментов, необходимых для постройки многих двигателей внутреннего сгорания прежде, чем я смогу вернуться с подмогой и исцелить болезнь, явившуюся в Кенд-Амрид.

– Ты показать? – спросил один из Одиннадцати.

– Покажу, – согласился я.

– Когда?

– Утром.

– Утро. Да.

– Можно теперь нам вернуться на наш корабль?

– Нет.

– Почему нет?

– Вы остаться, вы не остаться. Мы не знать. Поэтому вы остаться.

– Ладно, – пожал я плечами. – Тогда, наверное мы можем где-нибудь поспать до утра. – По крайней мере, подумал я, мы сможем поберечь свою энергию, пока не решим, как действовать.

– Да.

– Тут есть постоялый двор, где мы могли бы остановиться?

– Да, но вы не остановитесь там.

– Почему же? Вы можете охранять его, если не доверяете нам.

– Да, но вы умереть, вы не умереть. Мы не знать. Поэтому вы оставаться здесь.

– Почему это мы можем умереть?

– Напасть, чума заставлять умереть.

Я понял. Они не хотели, чтобы мы заразились чумой, все еще удерживавшей власть в городе. Наверное, это место было больше защищено, чем все остальное в городе.

Мы согласились остаться.

Затем первый отвел нас из помещения по короткому коридору, в конце которого лестничный марш вел вниз, в подвалы Центрального места.

Мы спустились по лестнице и прошли по другому коридору со множеством дверей по обеим сторонам. Они выглядели подозрительно похожими на ряд камер в тюрьме.

Я спросил провожатого, что это такое.

– Здесь хранить испорченные головы, – сообщил он мне.

Я сообразил, что именно здесь содержались в заключении люди, все еще полезные для Кенд-Амрида, по понятиям этого города, но сочтенные безумными опять же по тем понятиям.

Надо полагать, нас приняли относящимися к этой категории.

Пока они не отобрали у нас оружие, я готов был позволить им запереть нас на ночь, если, допустив это, мы сможем в конечном итоге отремонтировать мотор и добраться обратно в Варналь, а там уж решить, как мы лучше всего сможем сбросить двойное проклятие, лежащее на Кенд-Амриде – проклятие физической и психической болезни. Такая комбинация, подумал я, является редкой на Марсе, где болезни вообще редки, но на Земле она встречалась куда чаще. Еще одно обстоятельство, которое я не мог не обдумать – это было ли положение вещей таким же, будь на Марсе болезней больше. Я пришел к выводу, что нет. Мне думается, что я прав.

Знаю, я ученый, но не философ – я предпочитаю мысли действие. Пример Кенд-Амрида глубоко повлиял на меня, и я чувствую, что должен взять на себя труд объяснить, почему именно я предпочитаю общество Марса обществу Земли. Марс, конечно, не совершенен – и наверное, именно потому-то я и нашел свой истинный дом на Марсе. Ибо там людям преподавался урок слишком упорной попытки добиться совершенства. Там люди уважали прежде всего человеческую индивидуальность. Уважали не только сильного, но и слабого тоже, потому что сила и слабость присутствуют в большей степени во всех нас. Это обстоятельство больше, чем что-либо иное создает того, кого мы называем слабым или сильным.

И это – часть причины, почему я возненавидел то, чем стали жители Кенд-Амрида.

В конечном итоге, наверное, это должно было разрешиться в состязании умов и мечей. Но вы должны знать, что мой мозг вступил в поединок раньше руки, державшей меч.

И если Марс – место, более предпочтительное для меня, чем Земля, то вы должны понять, почему. Причина в следующем: обстоятельства добрее к Марсу, чем к Земле. На этой планете мало болезней, а население достаточно невелико, чтобы позволить каждому человеку стать самим собой.

Итак, человек с неподвижным лицом открыл дверь и посторонился, дав возможность нам пройти.

Я удивился, увидев еще одного обитателя маленькой камеры, снабженной четырьмя нарами. Он не походил на Одиннадцать, но в его глазах было что-то затравленное, заставившее меня вспомнить о враче, встреченном нами.

– Он не хорош для других, – сказал наш провожатый. – Но это единственное место для вас. Не говорить с ним.

Мы ничего не сказали, войдя в камеру и наблюдая, как за нами закрыли дверь. Мы услышали как упал засов и поняли, что заточены. Нас утешал только тот факт, что оружие осталось при нас.

– Кто вы? – спросил нас человек, сидевший в камере, как только затихли шаги тюремщика. – Почему Шестой заточил вас и позволил сохранить при себе мечи?

– Так его зовут Шестой? – улыбнулся я. – Нас так и не представили.

– Ты смеешься над этим? – он показал на дверь. – Неужели ты не понимаешь, над чем ты смеешься?

– Конечно, – став серьезным, ответил я. – Но мне кажется, если против этого потребуется предпринять какие-то действия, – я кивнул в указанном им направлении, – то мы должны не терять головы и не становиться такими же сумасшедшими, как и те, с кем мы намерены бороться.

Он посмотрел мне в лицо ищущим взглядом, а затем опустил глаза к полу и кивнул.