За наше дыхание отвечала система удаления углекислого газа, для которой Кукро ещё в Ирландии присмотрел так называемый молекулярный фильтр. Как я понял, фильтр этот состоял из кристаллов цеолита и своей структурой напоминал соты, чьи размеры отверстий соответствовали размерам поглощаемых молекул газа. А поскольку таким образом можно вместе с молекулами углекислого газа «выбросить и дитя», то есть водяные пары, то чтобы этого не происходило загрязнённый воздух сперва прокачивался через «сушильный блок». Два фильтра этого блока трудятся в режиме поглощения, а третий считается регенерирующим и действует за счёт нагнетания горячего воздуха. Кукро признался, что ничего нового тут не придумал, изучив принципы, по которым сегодня строят подводные лодки, неделями и месяцами обеспечивающие жизнедеятельность большого количества людей без необходимости всплытия на поверхность. Правда, кое-какие коррективы он в конструкцию, конечно, внёс. Так если эти фильтры дополнительно проводят очистку воздуха от угарного газа и водорода, то он настроил систему так, что водород не затрагивался. Собственно, водород был ему нужен. Причём основная часть водорода производилась в результате ещё более важного для нас процесса – получения кислорода для дыхания на высоте. А получать мы его должны были старым дедовским методом – электролизом. Подводникам в этом отношении проще: у них вокруг солёная вода. В нашем распоряжении будет достаточно воды в буквальном смысле небесной, получаемой из конденсата и льда за бортом, но вот несколько мешков соли нам приходилось брать с собой. Был у нас, скажу сразу, и «план Б»: в случае проблем с водой и солью мы имели возможность опуститься с высот к океану и набрать нужное нам количество морской воды с помощью насоса через тонкий шланг в почти сотню метров длиной. Поскольку при полёте над Антарктидой мы встречать моря и тем более океаны не ожидали, «план Б» плавно превращался «в план А» для первой половины маршрута. Продолжал давать о себе знать принцип зеркальности – что внизу, то и в верху. Если подводным лодкам в кризисной ситуации приходится всплывать на воздух, нам предстояло опускаться к воде, рискуя быть замеченными с кораблей и самолётов. Что до применения солёной воды, то всем известно, что при погружении в неё двух стальных стержней с постоянным током и, соответственно, противоположными зарядами, вода закипает и обильно выделяет газ. При этом на одном стержне из воды получается кислород, на другом – водород. Обычно кислород после этого поступает в отведённые для него резервуары, чтобы потом дозировано распределяться по отсекам, а водород просто удаляют куда-нибудь в струю винта, от греха подальше. Кукро предложил нам водород беречь. По его схеме водород собирался в отдельные камеры под оболочкой дирижабля. В силу его взрывоопасности при контакте с воздухом мы должны были строго настрого взять за правило выпускать его в том случае, если собирались идти вниз, в плотные слои. Если же задача состояла в том, чтобы лететь далеко и высоко, причём так высоко, что разнежённый воздух одновременно не давал как следует оттолкнуться от себя пропеллерами, но и не угрожал взрывом, Кукро предлагал использовать его как прекрасное топливо для практически реактивного хода. С этой целью он предусмотрел на корме две небольшие турбины собственной конструкции. Мне эта идея показалась сомнительной в силу пропорций всего дирижабля и того мизерного количества водорода, на которое мы могли рассчитывать, но смелый изобретатель напомнил нам, что на заре авиации никто не мог поверить, что в воздух способна подняться конструкция тяжелее этого самого воздуха, тем более из железа, тем более с пассажирами. Практика, по его словам, всегда и везде бьёт теорию. А чтобы не быть голословным и рассеять сомнения, он показал нам собственноручно сделанную компьютерную модель, которая учитывала наши габариты и плотность среды. Судя по ней, дирижабль на высоте 20 километров двигался и двигался уверенно. Признаться, я по-прежнему остался скептиком, однако перестал задавать вопросы, проникшись уважением к той работе, которую проделывал для нас Кукро.
Мы не смогли удержаться и не пригласить его отправиться с нами. Ответ последовал таким, каким мы и ожидали:
– Ребята, я стараюсь делать всё настолько примитивно просто, чтобы, во-первых, нечему было ломаться, а во-вторых, чтобы с управлением мог справиться и ребёнок. Я вам буду ни к чему. Зато здесь, пока вы летаете, я успею провернуть несколько важных проектов.
В том, что проекты, действительно, важные, я сомневался значительно меньше, чем в своих способностях совладать с нашим сдуто-надутым гигантом. Вероятно, переживал я оттого, что все серьёзные вопросы по ходу полёта придётся решать именно мне, поскольку Тим смыслил в технике, действительно, не больше своих детей. Мне по жизни не раз приходилось копаться в моторах, так что некоторые общие представления о том, что может случиться и как это исправить, я имел.