Больше никогда таких разговоров не вели, но Роксолана поняла: Сулейман считает себя обязанным Ибрагиму за то, что не превратился в глупого и чванливого султанчика. Конечно, она многого не знала, но сердцем чувствовала, что любимый не прав, возможно, он был бы без Ибрагима не таким, но и самого Ибрагима без него не было вовсе. Султан сторицей расплатился с другом за прежнюю помощь, но давным-давно никакой помощи уже нет, только неприятности…
Говорить об этом с султаном нельзя, оставалось лишь ждать. Чего?
Сулейман пришел к ней сам посреди ночи. Евнухи у двери едва успели открыть ее, а сама Роксолана вскочить:
– Повелитель?..
Он остановился, мгновение молчал. Даже в слабом свете двух небольших светильников Роксолана заметила, как дергается у Сулеймана щека.
Приказать принести свет не успела, он вдруг зло бросил:
– Ибрагима больше нет! Довольна?
Развернулся, только взметнулись полы халата, и бросился вон. Позади поспешно ковылял кизляр-ага. Глядя вслед стремительно исчезнувшему мужу, Роксолана пыталась понять, не приснилось ли ей.
– Что это было?
Мария тихонько подала голос со своего матраса:
– Повелитель сказал, что Ибрагима-паши больше нет.
До утра сидели, не в силах не только заснуть, но и вообще прилечь. Зубы стучали от ужаса, но выйти и что-то спросить не рискнула даже Роксолана. Евнухи из коридоров вдруг исчезли, словно растворились в воздухе.
На рассвете она не выдержала и приказала одеть себя. Отправилась к кизляру-аге, все же тот сопровождал султана от ее покоев до ворот, может, что знает?
Главный евнух от ужаса словно разучился говорить громко, перешел на шепот:
– Хасеки Хуррем, что было ночью, не знаю, но утром тело визиря Ибрагима-паши обнаружено перед воротами Дивана с петлей на шее, а… – он приник к уху Роксоланы, – стены в комнате приемов, где Повелитель и визирь… бывший визирь ужинали, а потом визирь лег спать, забрызганы кровью!
Ужаснулся не только гарем, ахнула вся империя. Всесильный визирь оказался удавленным, как собака, а его кровь Повелитель просто запретил смывать со стен в назидание другим.
Кому и в назидание чего? Тех, кто посмел бы вести себя подобно Ибрагиму, в империи не находилось и без кровавых пятен на стене ниши. Столица притихла, гарем, казалось, вымер, даже дети ходили на цыпочках и говорили шепотом.
Роксолана не знала, можно ли поговорить с султаном, что вообще делать. И посоветоваться снова не с кем.
Утром пришла Зейнаб, спокойно выслушала известие о казни главного врага своей госпожи, зло усмехнулась:
– В Бедестане твердят, что Ибрагим-паша пал жертвой собственного властолюбия. Я не видела тех, кто пожалел бы.
– Бедестан уже знает?!
– И-и… госпожа, там знают обо всем раньше, чем что-то случится. Никто не жалеет. Но вы не радуйтесь, пожалеет еще сам Повелитель.
– Это почему?
– Совестливый очень.
Старуха была права, Сулейман пожалел, и не раз. Ему по-настоящему не хватало Ибрагима с его советами и насмешками еще очень долго. Роксолана не то, она женщина, к тому же знала не все.
К тому же под влиянием момента Сулейман приказал казнить и сына Ибрагима, своего племянника Мехмеда. Почему? Просто одним из последних слов Ибрагима было обещание, что сын отомстит за отца.
Дважды не войти в одну реку…
Стамбул был потрясен произошедшим.
Гарем был потрясен произошедшим.
Султан был потрясен им же сотворенным.
Роксолана… и того хуже.
Ей бы радоваться, ведь больше не было заклятого врага, а она вдруг почувствовала вокруг себя страшную пустоту.
Когда умерла валиде и Повелитель сделал Роксолану хозяйкой гарема, а сам почти сразу отправился в поход, навалилось столько дел и забот, что не успела почувствовать прелесть нового положения, трудностей оказалось куда больше.
Умерла валиде, уехала Махидевран, а вот теперь не стало главного врага – Ибрагима-паши. Казалось, можно вздохнуть свободно и почувствовать себя почти вольной птицей. Она законная жена Повелителя по шариату, чего не бывало уже полторы сотни лет. Единственная женщина, которую султан зовет к себе по ночам (звал, сейчас он мрачен и спит один), хозяйка гарема, мать прекрасных детей…
Чего еще желать?
Не хватало одного: Роксолана не была матерью наследника престола, не ее сын должен стать следующим султаном. А это означало, что смертельная опасность для ее детей оставалась, как и для нее самой. Случись что-то с Сулейманом, из хозяйки гарема в мгновение ока можно превратиться в содержимое кожаного мешка, летящего в Босфор.
Дети главное счастье и боль Роксоланы после самого Повелителя. Старшему сыну Мехмеду уже пятнадцать, он красивый, стройный юноша, Михримах выросла пусть не выдающейся красавицей, зато умницей, ленив Селим, резок и нетерпим Баязид, зато малыш Джихангир радовал своей сообразительностью. Средние братья без конца спорят и даже дерутся, иногда Роксолана думала, что, случись стать султаном кому-то из них, едва ли второй брат остался бы в живых. И Селим, и Баязид вполне могли бы применить страшный закон Фатиха.