Хозяйка Четырех Стихий

Эней открыл ворота. С висевшей над проходом эмблемы госпиталя, креста и полумесяца из перевитых стальных прутьев, посыпались холодные капли. Михею вдруг пришло в голову, что мать могла уже вернуться из морга, не найти его и очень рассердиться. Мальчик вприпрыжку бросился к приемному покою, разбрызгивая воду из луж босыми пятками. Ведьмы и хирурги тоже двинулись по аллее. Налетел ветер, горький, пахнущий дымом, смешался с терпким запахом цветов боярышника. Под влиянием магии, которой воздух насытился сильнее, чем влагой, цветы на кустах раскрылись и казались Поджеру зияющими ранами. Почти у самого входа в отделение были прикопаны два помятых куста герани, которые показались хирургу очень знакомыми. Но он привык их видеть в приемном покое. Поджер задумчиво посмотрел на цветы.

– Фаут[6], – вдруг услышал он. – Штай... Штай, вор Гатт[7]...

Пока врачи и ведьмы стояли около ворот, мимо них никто не проходил. Темные эльфы не стали изменять своим партизанским привычкам и пришли с черного хода – еще одни ворота на территорию госпиталя находились за моргом. А Поджер и не знал, что уроженцы Лихого Леса живут в Рабине и так хорошо знают все входы и выходы на человеческой половине города.

Хирург остановился на ступеньках, пропуская остальных.

– Ты идешь? – спросил Эней, придерживая дверь.

Поджер отрицательно покачал головой.

– Хочу побыть тут немного, – сказал хирург.

Дверь приемного покоя захлопнулась. Поджер выжидательно посмотрел на боярышник.

Кусты рядом с геранью зашевелились. Врач нахмурился. Ему не хотелось, чтобы ночной гость раздавил многострадальные цветы. Эльф оказался достаточно ловок и выбрался на дорожку, не повредив герань. Пришелец вступил в освещенный круг перед дверью госпиталя. Поджер увидел, что это эльфка с черными, коротко обрезанными волосами. Серебряная вышивка тихо мерцала на ее синем платье, а левый рукав был оторван по самое плечо. На груди гостьи висел массивный серебряный кулон.

– Вор блюд гефлюсст им де хелп лишт'ет[8]

, – тихо сказала эльфка.

Хирурга не первый раз принимали за полукровку благодаря его внешности, хотя ни темных, да и никаких других эльфов среди предков Поджера не было. «А вот ты, пожалуй, да», – думал хирург, глядя в зеленые глаза ночной гостьи. У чистокровных темных эльфов зрачки были кошачьи, вертикальные, а у этой эльфки – круглые, человеческие.

– И'нне хаффлинг[9], – ответил Поджер.

– Но ты же понимаешь наш язык, – сказала эльфка, от растерянности перейдя на мандречь.

– Я учился в Келенборносте, – сообщил Поджер.

В глазах эльфки мелькнуло уважение. В Келенборносте, пограничном городе Лихого Леса, находилась самая старая и самая уважаемая в Мандре медицинская школа – Храм Красной Змеи.

– Помоги нам, человек, – сказала она.

Кровь ударила Поджеру в голову. Он ощутил короткое покалывание в висках.

– А почему я должен помочь тебе? – спросил хирург и продолжал, все повышая голос: – Кто-то из вас поранился, сдерживая волну, которую поднял ваш соплеменник... А сколько людей погибло? И им уже никто не поможет! А все из-за страшной эльфийской игрушки, Эрустима вашего проклятого! Лайтонд бредил жезлом, и ему было все равно, сколько людей и сидхов надо погубить для того, чтобы завладеть им! А почему мне теперь должно быть не все равно, скажи мне?

Поджер остановился, задыхаясь и с ужасом чувствуя, что сейчас заплачет. Эльфка убедилась, что он закончил, и тихо произнесла.

– Эрустим создала Разрушительница, мандреченка. Вы подобны одаренным, но безумным детям, которые создают ужасные игрушки. Игрушки, которые надо отобрать у вас для вашей же пользы, пока вы не погубили себя... Что же, извини. Я думала, что клятва, которую ты дал в Келенборносте, для тебя не пустой звук. Но я забыла, что у вас – у единственного народа в обитаемом мире – существует бог, который учит нарушать клятву, когда она становится неудобна!

Из приемного покоя выглянула Марина. Увидев ведьму, эльфка попятилась и подняла руки в защитном жесте. Ведьма тоже вскинула руки.

– Не трогай ее, – через плечо сказал хирург Марине.

– Как скажете, – отвечала боевая ведьма.

Звено Марины и заспанные ведьмы тройки Зарины вышли на крыльцо.

– Мы улетаем. Еще раз благодарим за помощь.

С аллеи ведьмы взлететь не могли, мешали густые ветви лип. Небесным воительницам пришлось выйти за ворота. Поджер проводил взглядом темные силуэты, поднимающиеся в небо. У хирурга снова комок подкатил к горлу. «Я ведь знал, что раньше или позже все кончится именно так, – думал Поджер, пытаясь справиться с собой. – Почему же мне так больно?»

Когда он снова посмотрел на дорожку, эльфки там уже не было. Хирург вздохнул, спустился со ступенек и пробрался сквозь кусты. Три смутные фигуры расположились у ближайшей липы. Поджер подошел ближе, увидел спину эльфки и через ее плечо – лицо лежащего сидха, которое от скул до подбородка скрывала разбойничья маска. Еще один сидх сидел рядом. Поджер заметил, что у мужчины нет левой руки до самого плеча. Хирурга пробил холодный пот. Если бы не чары, сидх уже умер бы от потери крови.

– Хоть бинтов дай, – произнес однорукий.