Крон и сам знал, что каналы жизненной энергии императора в ужасном состоянии. Поводок, на котором небесный кукловод держал Искандера, был сплетен из Чи императора, но симметричные каналы Цин при этом размыкались сами.
– Есть ли способ продлить жизнь Искандера? – спросил Крон.
В огромном глазу мелькнуло странное, непонятное выражение.
– Да, – сказал Ящер. – Если император станет Синергистом сильного мага, то партнер сможет держать Искандера. Как долго – зависит от силы дара.
– Благодарю тебя, Ящер, – сказал Крон. – Я узнал все, что хотел.
Имперский маг ожидал, что Ящер покинет тело Дренадана, но бог удивил его.
– Ответь и ты мне, – сказал Ящер. – Ты хочешь, чтобы Яроцвет покинул Искандера. И ты хочешь, чтобы Искандер после этого жил. Зачем
Крон задумался.
– Искандер дал мне возможность выбора, которой я был лишен, – сказал имперский маг. – Я хочу, чтобы у Искандера тоже был выбор.
– Судя по тому, что ты говоришь, путь любви вовсе не заказан для вас, – заметил Ящер.
Крон тихонько засмеялся. Алое око посмотрело на мага в упор.
– Давно я не слышал этого смеха, – сказал Ящер. – Смеха, перед которым склоняются даже боги.
– Ящер, прости меня, но ты ведь бог Смерти. Откуда тебе разбираться в любви? – спросил Крон.
– Так объясни мне, – произнес Ящер.
– Любящий и любимый – это всегда разные люди, – очень спокойно ответил Крон. – В те краткие мгновения, когда Искандер принадлежит только себе, всю его душу заполняет ненависть. Ненависть к своему мучителю. Места для любви там просто нет.
– Я хотел бы думать, что ты ошибаешься, – сказал Ящер. – Хотя наверное, ты прав. Любовь не по моей части. До встречи, маг.
Алое свечение стало меркнуть. Когда Дренадан пришел в себя, Крон уже застегнул рубашку.
– Я чуть не поперхнулся, – произнес Дренадан. – Я уже позабыл этот вкус... Я думал, вас всех перебили.
Выражение лица мага не понравилось волхву.
– Как видишь, нет, – ответил Крон и сделал быстрый жест.
Дренадан едва успел пригнуться. Голубой шар врезался в стену, с грохотом своротив рукомойник. Волхва окутала черная дымка. Маг раздраженно прищелкнул языком. Дренадан закрыл себя экраном из Цин, который Крон пробить не мог.
– За что ты хотел убить меня? – с интересом спросил волхв.
– Воплощение Навы приближается к госпиталю, и ты чувствуешь это, как и я, – сказал Крон. – А все волхвы Ящера дают клятву защищать воплощение богини до последней капли крови, разве не так?
– Нет, – сказал Дренадан. – Волхвы бога Смерти приносят клятву не вмешиваться в дела живых. Даже если ты нападешь на живую богиню, я не имею права помешать тебе.
– Ай, да ладно, – поморщился Крон. – Ты сам носил в себе Яроцвета и знаешь, что это такое. Благородство и верность клятвам нерентабельны в наше время.
Дренадан ощутил очень знакомый запах и задумчиво посмотрел на бедро мага.
– А верность любимым? – спросил волхв.
Крон непонимающе взглянул на Дренадана, и вдруг согнулся пополам. Ощущение было такое, как будто в бедро магу воткнули раскаленный прут.
– Я тебя не трогал, – усмехнулся волхв в ответ на бешеный взгляд мага.
Крон вытащил из кармана брюк маленький кусок ткани и побледнел. Вышитый золотом герб Гургенидов побурел от крови. Сочный сгусток сорвался с ткани и, хлюпнув, растекся по полу.
Дренадана ослепила вспышка открывающегося телепорта. Когда волхв проморгался, имперского мага в морге уже не было.
Брошенные дома смотрели на эльфов, идущих по узкой улочке, открыв от изумления рты ворот. Давненько здесь не бывало таких гостей.
– И вообще, ты прости меня, – сказал Ульрик. – Это я тебя запутал. То убей мандречена, то не убивай мандречена...
– Да ладно, – ответил Марфор устало. – Забыли.
Ульрик вздохнул.
– Все-таки жаль, что он умер. Знаешь, что он мне сказал на эшафоте?
– «Жаль, что не голову, чего уж тут по одной руке пачкаться»? – угрюмо предположил Марфор.
– «Расслабься, а то кость расколется вдоль, и придется вылущивать сустав», – ответил Ульрик. – Видишь ли, террорист ты мой индивидуальный, от того, что умер этот палач, рук, ног и голов будут рубить ничуть не меньше. Но этот мандречен – он был профессионал, а теперь наберут каких-нибудь уродов, у которых руки из жопы растут!
Радагаст, лучший разведчик дивизии Серебряных Медведей, потомственный палач Рабина, надеялся умереть в собственной постели, и его мечта сбылась. Но то, что надгробное слово над ним будет именно таким, Радагасту не могло привидеться даже в самом страшном сне.
– Если ты сейчас не заткнешься, – возразил Марфор вяло, – или хотя бы не понизишь голос, то мы очень скоро сведем близкое знакомство с упомянутыми тобой косорукими уродами. Ты что, пацифист ты мой речистый, думаешь, что здесь в пределах двадцати саженей нет никого, кто знает наш язык?
Ульрик не успел ответить, потому что из темноты раздался голос на эльфийском:
– Есть.