Эльф встретил Карину и Светлану в коридоре. Целительница приветливо улыбнулась Шенвэлю и спросила о самочувствии, а Карина мельком глянула на эльфа так, словно видела первый раз в жизни. Для Шенвэля это было словно ушат холодной воды. Совсем не такой реакции он ожидал и теперь не знал, радоваться или печалиться. Поведение Карины в подземелье можно было списать на стойкость к магии, на остаточное действие Осколка Льда, но сейчас чары Эрустима уже должны были полностью опутать ведьму. Тем более что эльф ударил ее магией жезла. Шенвэль почувствовал, что падает в пропасть, на дне которой крокодилы ревности и отчаяния уже распахнули свои многозубые пасти. На эльфа-то чары Эрустима уже подействовали в полной мере. Шенвэль заговорил с Кариной сам, сказал, что хотел бы нанять ведьму, что у него есть заказ именно для нее. По большому счету это было правдой. Разрушить жезл могла только та, кто создала его.
Женщина, в которой в бессчетный раз воплотилась мандреченская богиня Нава – душа их нации.
Хотя, конечно, даже Нава не смогла бы сделать это в одиночку.
Карина в ответ как-то вяло усмехнулась и сказала: «Насколько я помню, когда ты предлагаешь работу, тебе лучше не отказывать. Ладно... Выздоровеешь, найдешь меня. Мы еще три дня в Рабине будем, потом улетаем в Кулу».
– Они так, на минутку заскочили. В перерыве между выступлениями, – продолжал экен.
Иван вполне мог изгнать ведьм из Черногории после всего того, что они натворили. Но князь оказался мудрее. Иван понял, что сейчас праздник нужен его народу даже больше, чем ему самому. Крыло Карины, сменив боевые костюмы на яркие разноцветные платья, участвовало в параде по поводу именин князя, показывало фигуры высшего пилотажа и носило в воздухе тяжеленные матерчатые растяжки с хвалебными надписями.
– Сейчас они обедать пошли, с бароном и старшей крыла... Я с тобой посижу немного, можно? – спросил Гёса, глядя на эльфа исподлобья.
– Можно, – сказал Шенвэль. – Мне как раз с тобой поговорить надо. Я к тебе заходил в палату, но мне твой сосед сказал, что сам тебя не видит, а ему говорили, что к тяжелораненому положат, он боялся, что утку придется подавать да выносить...
Экен хохотнул и присел на потемневшую от времени и дождей лавочку.
– Я слушаю тебя, Лайто, – серьезно произнес он.
Эльф развязал грязный, потрепанный заплечный мешок, лежавший у него на коленях. Гёсе пришло в голову, что Шенвэль успел прихватить кое-что из сокровищницы дракона и теперь решил с ним поделиться. Но эльф достал ивовую флейту. Экен вздрогнул. Он узнал инструмент, несмотря на то, что ничем не обработанная флейта уже начала рассыхаться. Это на ней Шенвэль играл в тронном зале, загоняя драконов обратно в Подземный мир.
– Возьми, – сказал Шенвэль, протягивая флейту Гёсе.
Гёса подставил руку, и ивовая флейта легла в его ладонь.
– Зачем это мне? – спросил экен.
– Играть, – лаконично ответил эльф.
– Спасибо, конечно. Но я больше насчет Танцев, ты ведь знаешь, – проворчал Гёса.
– Теперь ты больше насчет Музыки, – сказал Шенвэль спокойно.
– Ты шутишь? Ведь Музыкантами не становятся, – проговорил экен недоверчиво. – Музыкантами только рождаются.
Шенвэль пожал плечами.
– Посмотри на свою Дверь, – сказал он.
Гёса повиновался. Дверь, которую он открывал своим Танцем, экен всегда воспринимал как черный прямоугольник прямо перед собой. Но сейчас там, к ужасу экена, лишь переливалась разноцветными всполохами его собственная аура.
– Оглянись, – сказал эльф. – В астрал только выйди.
Гёса вышел из своего тела и повернулся. Полупрозрачный черный прямоугольник оказался прямо за спиной физической оболочки экена. Дверь тут же начала открываться. Это было невероятно – без Музыки, без того рывка, который требовался экену каждый раз, чтобы хоть чуть-чуть приоткрыть ее. Гёса уперся в нее обеими руками, но сила Подземного мира гудела и рвалась из-за Двери Экен понял, что долго ему так не продержаться.
– Спиной, – внезапно услышал он голос Шенвэля. – Повернись к ней спиной.
Гёсе некогда было размышлять, где у его астрального тела спина. Экен поспешно развернулся и прижал Дверь. Он чувствовал, как Цин щекочет ему лопатки, как толкается сила Смерти в мир живых. От напряжения у экена задрожали икры.
– Возвращайся, – приказал Шенвэль, и Гёса ощутил, как его сильно дернули за пояс. Пятки экена поехали, и он откинулся назад, удерживая Дверь своим весом.
Гёса открыл глаза и огляделся с безумным видом.
– Что это было? – спросил он.
– Видишь ли, – сказал Шенвэль. – Ты стал Музыкантом, повернулся к Двери спиной еще в замке. Я не знаю, почему это произошло. Я думаю, что причиной – тот артефакт, который я ввел тебе перед нашим Танцем, а потом забрал.
– Я ведь мог умереть у Поджера на столе, – сказал Гёса сипло. – Как Крюк! Что было бы с Рабином?
Эльф пожал плечами.
– Сослагательное наклонение – единственная конструкция, которой я никогда не мог понять в мандречи, – сказал Шенвэль. – Я не смогу научить тебя Музыке.
– Почему? – осторожно спросил экен.