Хозяйка "Доброй феи" и последний из драконов

Дракоша, настороженно слушающий, настолько огорчился, что, прошептав Лайонарду едва слышно:

-- Мы что же, ей совсем не нравимся?! Но как же так? Она же моя пара…, -- и он потрясенно замолчал и замер, съежившись.

Глава Тайной службы, бледный как снятое молоко, не знал, куда девать глаза.

Его, Серебряного дракона, истинного дракона, только что отвергла его пара.

А он даже и не знал, что такое может быть. Надо же..

А собственно, чему удивляться? Перед глазами сразу встали, обе рядышком, леди Зелинда и маленькая леди Колет.

-- Да, Лайонард. Мало тебя бросали женщины. Всего лишь два раза. Ну, получай и третий, -- горькие мысли пронеслись в воспаленном мозгу лорда.

Он встал, все еще бледный, как полотно, и сказал:

-- Прошу меня простить, леди. Дела, -- и деревянной походкой прошел мимо Кона, глядящего на него с невыносимым сочувствием, и растерянной девушки, которая совершенно не поняла, почему, собственно ее заявление так задело мужчину.

Совершенно постороннего, между прочим.

Глава 20

Лайонард страдает, Кон страдает, а Леночка не понимает ничего.

Лайонар шел, не глядя по сторонам. Он забыл о том, что он - истинный, проявленный дракон.

Он забыл, что одет опять в дурацкий, короткий халат Кона. Внутри было пусто и мертво.

Он даже не заметил, как чуть не столкнул с тропинки мальчика из королевской кухни, который наконец пожаловал с завтраком.  Мальчик шарахнулся в сторону, ойкнул, и тут раздался звук бьющейся посуды и его горестный вскрик. Лорд просто ничего не слышал.

Лайонард даже не понимал, куда, собственно, он идет. Служба? Какая, к Туманному, служба… К тому же, сегодня начинался заслуженный за многие годы отдых, по старым, давно забытым, но все еще никем не отмененным правилам для истинных драконов.

День проявления приплюсовывался к неделе, необходимой для адаптации и притирки обеих сущностей друг к другу.

-- Кон… Вот настоящий друг. Чтобы я без него делал? -- думал Лайонард. -- А женщины… Ну, ничего, на наш век хватит и служаночек, -- храбрился лорд, а перед глазами так и стояло личико его так называемой пары. Треугольное, с такими желанными розовыми губками и тревожащими душу голубыми глазами.

Ее гордо вскинутая голова и возмущенно раздутые ноздри. Ее высокая грудь, в которую ему так хотелось уткнуться головой и найти забвение от всех возможных неурядиц. И далеко не просто уткнуться, а...

-- Не судьба. Туманный! Опять не судьба, -- мысли, обреченные  кружиться, хватая друг друга за хвост, замкнули круг и ввергли лорда в полное уныние.

А в это самое время, в лаборатории,  потрясенный до глубины души лорд Конфю смотрел на девушку и гневно говорил:

-- Что же вы натворили! Что же вы наделали, леди…

Леночка, которая совершенно не чувствовала за собой никакой вины, изумленно произнесла:

-- Да вы, собственно, о чем? Я совершенно не понимаю, что тут у вас происходит! Причем тут мой ребенок?! Которого и в планах не имеется. А если бы и имелся, то вам-то какое дело? -- девушка вскочила с кресла, дыша как загнанный зверь. Она раскраснелась, и тоже вспотела.

-- Да как же!...-- всплеснул руками придворный алхимик, -- ведь вы только что сказали, что никаких чувств к Лайону не испытываете. Более того, и совместных детей не желаете!

Леночка даже рот открыла от изумления. И от изумления же рухнула назад в кресло.

-- Да что тут у вас творится-то, господи-и, -- простонала девушка, обхватив голову руками, -- То я дракон, то ребенка моего им подавай…

И что там о чувствах?!

Когда я хоть что-то подобное говорила?

Чувства!

Да чувства это мое дело. Мое. Исключительно мое.

И говорить о них с каждым посторонним я вовсе не намерена! -- возопила девушка, стервенея с каждой минутой.

Придворный алхимик замолк, не находя больше слов.

И на некоторое время наступила тишина, которая вскоре была нарушена тихим плачем.

Кон поднял голову в удивлении, и посмотрел в сторону источника столь неожиданного звука. Это явно была не леди Элина. Она сидела напротив, пылая негодованием. Кто-то, совсем рядом, всхлипнул и хлюпнул носом.

Тут же в лабораторию, озираясь и вытирая слезы,текущие вперемешку с соплями, вошел мальчик лет тринадцати.

Одет он был в камзольчик синего цвета с золотистым кантом по рукавам. Поверх камзольчика был надет когда-то белейший фартук,теперь забрызганный чем-то желтым и выглядевший более чем неопрятно.

На голове заплаканного мальчугана красовался белый накрахмаленный колпак, который съехал на одно ухо и тоже весь оказался в коричневых пятнах.

Увидев, что льер Конфю начал вставать с кресла, мальчик упал на колени и завопил:

-- Ой, не бейте! Только не бейте! Я не виноват, льер! Клянусь Туманным, -- и опять зарыдал.

-- Да что с тобой, дружок?! -- сказал удивленный донельзя льер Конфю, -- когда же я тебя бил?

-- Ой, только не говорите! Только не говорите гранд-повару, льер! -- и он умоляюще кинулся в ноги придворному алхимику.

-- Да что случилось-то...Ты толком скажи, наконец, -- произнес сконфуженный льер Конфю, перед которым обычно никто ниц не падал.

Тут у Леночки, которая была сыта по горло всеми непонятками нового мира, сорвалось с языка: