Хозяйка Дома Риверсов

Трудно было заставить каждого действовать так, как того хочется совету; лордов и джентри необходимо было созвать и тщательно разъяснить им план действий. Нужно было сделать все, чтобы каждый понял: герцог Йорк получил по заслугам — и это несмотря на его верную службу Англии! — и любое его достижение носит негативную окраску. Теперь, когда он и его союзники были исключены из королевского совета, надо было настроить против него все население страны.

Король так медлил с отъездом в Лестер, что пришел проститься с королевой — Эдмунд Бофор по правую руку, а Генри Стаффорд, герцог Бекингемский, по левую, — только в тот день, когда уже должен был бы прибыть в Лестер. Его свита — в основном, представители знати — была одета, словно направлялась на прогулку, хотя некоторые все же облачились в легкие доспехи. Я смотрела то на одного, то на другого и не находила никого, кто не состоял бы в родстве с Ланкастерами или не был бы у них на жалованье. Это уже нельзя было назвать английским королевским двором, ведь прежде здесь служили представители многих знатных семейств, а теперь это был двор Дома Ланкастеров, и любого, кто к этому Дому не принадлежал, считали аутсайдером. А значит — врагом.

Генрих низко поклонился королеве, и Маргарита сухо пожелала ему удачи и благополучного возвращения.

— Я уверен, что все пройдет очень легко и мирно, — отмахнулся он. — Нельзя же позволять моему кузену Йорку без конца подрывать мой авторитет! Я уже приказал всем лордам-йоркистам незамедлительно распустить свои армии. Отныне им разрешено иметь при себе войско не более чем из двухсот человек. Двухсот ведь вполне достаточно, не так ли? — Он вопросительно посмотрел на герцога Сомерсета. — По-моему, двести человек — это более чем справедливо.

— Да, это более чем справедливо, — поддакнул ему Эдмунд Бофор, в личном войске которого было не менее пятисот человек, да еще имелась тысяча вассалов, которых он мог в любой момент призвать на службу.

— Итак, я прощаюсь с вами, дорогая, мы увидимся в Виндзоре, когда со всем этим будет покончено, — бодро произнес король и улыбнулся герцогам Сомерсету и Бекингему. — Надеюсь, мои добрые друзья и сородичи обо мне позаботятся и всегда будут рядом.

Мы проводили королевский отряд до главных ворот и помахали им на прощание. Впереди везли королевский штандарт, потом следовала королевская стража, затем — сам король в дорожном костюме. Он казался каким-то особенно худым и бледным на фоне двух своих фаворитов, находившихся по обе стороны от него. Когда они проезжали мимо нас, герцог Сомерсет, выразительно глядя на Маргариту, сорвал с головы шляпу и картинным жестом прижал ее к сердцу. И она под вуалью приложила пальцы к губам, посылая ему воздушный поцелуй. За королем и двумя герцогами ехали другие представители знати, за ними — представители джентри, а уж потом — отряд вооруженных воинов. Всего в свите короля было не менее двух тысяч человек. Все они тесным строем проехали мимо нас на мощных боевых конях, подкованных тяжелыми подковами; более мелкие, рабочие лошади везли различное имущество, а в самом хвосте стройными рядами топали солдаты пехоты; их догоняли отдельные опоздавшие воины.

Королева в Гринвиче не знала покоя, а вот ее двор чувствовал себя вполне уверенно и деловито шумел, ожидая новостей об успехах короля и его ручного совета. Сады, сбегавшие к реке, были прекрасны; как раз цвели вишни, и деревца были окутаны бело-розовым ореолом; а когда мы гуляли по берегу реки, вокруг нас танцевали целые облака бело-розовых лепестков, подобно теплому снегопаду. Маленький принц, весело смеясь, все гонялся за этими лепестками, но то и дело спотыкался и падал, и его няньке приходилось наклоняться и поднимать его, однако он не плакал, а тут же снова куда-то убегал, смешно перебирая толстенькими ножками. В полях близ реки еще покачивали светло-желтыми головками поздние нарциссы; зеленые изгороди вдоль дорог и в полях так и сияли белыми цветами, колючий терн тоже цвел вовсю, и на боярышнике бутоны готовы были вот-вот распуститься. У самой реки шелестели ветвями ивы, склоняясь над чистой водой, и в зеленой глади реки отражалась их молодая листва.

Мы по-прежнему часто посещали часовню, молились за здоровье короля и благодарили Бога за его выздоровление. Но королева была по-прежнему мрачна. Она не могла забыть того, как лорды из королевского совета посадили ее под замок и силой заставили ждать, пока спящий король очнется; заставили бояться, что ей никогда уже не видать свободы. Такого унижения она простить Ричарду Йорку не могла. И не могла быть счастлива в отсутствие того единственного человека, который всегда оставался с ней рядом, а в тяжкие месяцы ее плена вынужден был, как и она, томиться в плену. И вот теперь он покинул ее и собирался встретиться с их общим врагом. Она ни капли не сомневалась, что он вернется с победой, но без него попросту не способна была чувствовать себя спокойной и счастливой.