Хозяйка Изумрудного города

Изабелла, облаченная в военный комбинезон, с забранными в пучок волосами и минимумом косметики, согласно кивнула. Она имела представление о том, на что решилась. Не исключено, что это последний репортаж в ее жизни. Но и шанс стать министром средств информации в правительстве президента Сантьяго.

Они с оператором, молодым негром по имени Джек, отправились из лагеря военных, расположенного в двухстах метрах от ворот тюрьмы, к центральному входу. Изабелла чувствовала себя неуютно. Она знала, что находится под прицелом винтовок снайперов. А вдруг у кого-то сдадут нервы? Вдруг кто-то нажмет на спусковой крючок? Нет, она предпочитала не думать об этом. Ей нельзя выказывать страх!

Металлические ворота распахнулись ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель могли пройти Изабелла и Джек с кинокамерой. Ее встретили бородатые, обнаженные по пояс мужчины, поедающие ее глазами, с оружием наперевес.

— Привет, Изабелла, — сказал один из них. — Мы рады, что ты с нами. Ты единственная, кто говорит правду.

В нос Изабелле ударил страшный запах разложения, пота и пороха. Ее провели по тюрьме, показали убитых. Джек, сначала трясшийся от страха, снимал и снимал, регистрируя безмолвные свидетельства зверств президентского режима.

— Они расстреливали нас из пулеметов, а потом стали использовать базуки, — говорили заключенные. — Они не считают нас за людей…

Изабелле удалось повидать заложников, которые располагались в камерах. Директор тюрьмы был мертв, растерзанный обезумевшей толпой, а вот несколько его заместителей, избитых и павших духом, сидели там, где раньше находились заключенные.

— Тебя хочет видеть Алекс, — сказал ей один из заключенных.

Она знала, что таинственного предводителя заключенных, который и организовал бунт, продолжая руководить силами внутритюремного сопротивления, зовут Алекс. Он выходил на связь с военными, осадившими здание тюрьмы, никто не знал, кто же из заключенных скрывается под этим прозвищем.

Ее провели в кабинет директора тюрьмы. Перед входом ее в который раз тщательно обыскали, Изабелла чувствовала, как потные горячие руки заключенных шарят по ее телу. Страх проснулся в ее душе. Это ловушка! Она сделала глупость, что согласилась отправиться в тюрьму, где она находится в полной власти двух с половиной тысяч головорезов. Ее не выпустят живой… Джеку запретили увидеть Алекса.

— Алекс тебя ждет. Он даст тебе интервью, но снимать Алекса будет наш человек. Ты потом получишь кассету с интервью. — Дверь распахнулась, и Изабелла прошла в кабинет директора Леблона.

В кабинете царил беспорядок, железные ящики с делами были выпотрошены, их содержимое сожжено. На стене красовался портрет президента Пабло Суареса с продырявленной выстрелами головой.

Кто-то сидел в кресле, повернутом к Изабелле спинкой. Она замерла около стола, на котором лежали три пистолета, винтовка и граната. Там же стоял бокал с красным вином, видимо, из запасов убитого директора.

Кресло неожиданно развернулось, и Изабелла увидела Алекса. Воспоминания всплыли у нее в памяти. Она же видела его, но где? На кого похож этот красавец с темными длинными вьющимися волосами, орлиным профилем и холодным взглядом? Ну, конечно же, он копия Теодора Коваччо, ее бывшего любовника..

— Ты правильно угадала, я его сын. — Алекс поднялся из кресла и пожал ей руку. Она его видела во время краткого визита, когда Алекс поссорился с отцом, лет пять назад. В то время она еще была… была элитной шлюхой.

— Я и не знала, что вы… что ты в тюрьме, — сказала Изабелла.

— О, это самая тщательно охраняемая тайна моего отца, — ответил Алекс. — Он не хочет, чтобы кто-то знал: его старший сын, на которого он возлагал такие надежды, отвергает жизненные ценности отца. Меня осудили за сопротивление политическому режиму этого сатрапа Суареса. Впрочем, мерзавец Сантьяго, который так и норовит сесть в его кресло, не лучше. Я рад, что ты здесь, у меня есть много что рассказать тебе…

Алекс, под очарование которого Изабелла попала немедленно, действительно поведал ей политическую программу военизированной организации, которую он возглавлял. Его целью было низвержение существующего строя и установление другого. Своего.

— Не подумай, что я новый Че Гевара. Я понимаю, что коммунизм, как и анархизм, давно изжил себя. Но я хочу, чтобы к власти пришли те, кто на самом деле подарит народу Коста-Бьянки свободу. Суарес, Сантьяго, мой отец — это старая гвардия, они жаждут власти, чтобы обогатиться. Мне не нужны деньги, я за демократию с военным уклоном.

Алекс представлял собой особый тип политика, который не гнушался использовать террор для достижения власти. Он ненавидел капиталистов в такой же степени, как и коммунистов.

— Ты расскажешь всей Коста-Бьянке о том, чего я добиваюсь, — сказал он. — Я тебе верю. Ты, Изабелла, мне нравишься. У моего отца отличный вкус…

Их разговор, длившийся около получаса, закончился неожиданно — тюрьму подвергли бомбардировке с воздуха силы президента Суареса.